Рот женщины широко раскрыт. Кажется, она кричит, но здесь царит безмолвие. Ни боль, ни отчаянье, ни громкие крики не в состоянии его разорвать. Как будто бы она кричит в вакууме.
В момент экстаза получеловек-полузверь перегрызает ей горло. Впивается зубами в грудь. Рвёт кожу и мясо.
Он поворачивает окровавленную морду к зрителям, по-прежнему неподвижным. Несмотря на то что человеческого в нём почти не осталось, мне вдруг кажется, что я знаю его. Его лицо – это...
Лицо кажется знакомым. Я вглядываюсь...
Нет. Не может быть.
Я отворачиваюсь.
Один из «монахов», мой сосед, берёт меня за руку. Ладонь – хрупкая и нежная. Это рука женщины.
Хотя я не успеваю разглядеть её лица, у меня возникает чувство, что я уже встречался с ней когда-то...
Проснувшись, я долго лежал без сна. Во рту был вкус крови.
* * *
На завтрак трактирщик порадовал нас с Тибо овсянкой, связкой колбас и изюмом.
А после завтрака приехал Ги де Эльбен, и мы отправились в резиденцию виконта.
Следующие несколько дней я провёл в Безье. Познакомился с местной верхушкой. Был представлен виконтессе Аделаиде. Она производила впечатление очень сильной и одновременно – утончённой женщины. Кроме того, она была потрясающе красива. Роже можно было только позавидовать. Я даже выдал что-то в этом роде – в виде комплимента. Похоже, виконтессу мои слова позабавили.
Поначалу с господином Пабло Верочелле познакомиться не удалось, поскольку как раз в день моего появления в резиденции Роже он, пребывая в сильнейшей злобе, оттуда уехал, перебравшись в местное епископство. Впрочем, я не слишком переживал по поводу того, что наше знакомство не состоялось.
Рассказывать о днях, проведённых в Безье, особенно нечего. Пили, разговаривали, играли в кости. Выражали своё восхищение госпожой Аделаидой, рассыпали любезности её придворным дамам. Годфруа ухаживал за какой-то дамой и навевал на нас скуку однообразными стихами, которые он сочинял и зачитывал вслух нам с Ги, желая узнать о своих стихах наше мнение. Несколько раз Ги просил меня сочинить что-нибудь для Годфруа, чтобы только тот отстал и успокоился, но каждый раз мне удавалось отшутиться. Стихи, блин... Я очень сомневался, что бессознательные навыки сьера Андрэ распространяются так далеко. Не хотелось даже и пробовать, чтобы ненароком не опозориться.
Вся эта весёлая жизнь продолжалась до тех пор, пока однажды утром, встретив Ги во дворе цитадели, я не обратил внимание на его мрачный вид.
– Опять эта итальянская крыса развонялась, – уловив повисший в воздухе вопрос, сквозь зубы процедил тамплиер. – Хочет, чтобы мы изловили каких то мужиков. Придётся ехать. У-у, ненавижу...
– Так не езжай.
– Надо. Вон, когда в Кастре были, тоже наплевали и не поехали. Так итальянец послал солдат. А деревенские приняли их за рутьеров. А народец здесь решительный. Половину солдат перебили, пока разобрались. Ясно, что никаких еретиков не обнаружилось. Нет, надо ехать.
– Далеко ехать-то?
– Да нет, – ответил Ги, – не очень. В какую-то там Общину... То есть не в общину, а деревня так называется – какая-то там Община...
Тут у меня в животе возникло очень странное ощущение. Ощущение было такое, будто бы я ненароком проглотил холодного морского ежа.
– В Севеннскую Общину?
– Во-во, – натягивая перчатки, Ги искоса поглядел на меня, – слышал, что ли?
– Слышал... И кого вам надо взять?
– Старосту, двух-трёх селян побогаче, а также всех, без разбору, кто открыто сознаётся в ереси... Ну и, само собой, «чистых» проповедников – если застанем их там, конечно. Говорят, что они там часто появляются и живут подолгу.
– И больше никого?
Ги снова искоса на меня посмотрел:
– Нет. А что такое?
– Да понимаешь... Там поблизости живёт один человек, который оказал мне большую услугу. Он... он спас мне жизнь. И мне бы очень не хотелось, чтобы его трогали.
– Он в деревне живёт? – спросил Ги.
– Нет. Но недалеко.
– Ну тогда всё в порядке. Полагаю, что легат удовлетворится и теми, кого поймает в деревне. Главное, чтобы твой человек сидел тихо и из дому не высовывался... Он еретик? Я тебя правильно понял?
– Ну не то чтобы совсем еретик...
Ги вздохнул и покачал головой:
– Не узнаю я тебя, Андрэ. Просто не узнаю.
– Да вот так уж, – пробормотал я. Тамплиер ещё раз покачал головой, отправился в конюшню.
– Я еду с вами! – крикнул я ему вслед. Ги не возражал.
В деревню я прибыл заранее, опередив легата и компанию. Оставив Принца внизу, по узкой тропке среди кустарников и лопухов, добрался до пещерки отшельника. Никого. Вышел на минутку? Или снова бродить по чудесной стране Тулузской отправился? Хотелось бы надеяться, что верно последнее предположение. Я побродил по округе, никаких следов святого еврея-Всезнайки не обнаружил и, успокоившись, вернулся в деревню. Что господин легат учинит с пойманными в Севеннской Общине катарами, волновало меня мало. Что мне катары, что я катарам?
* * *
Господин легат прибыл вскорости. Но ни одного еретика с ходу выявить не сумел. Совершенных в деревне не было, а прочие, хотя и были, по словам Родриго, злостными еретиками, при появлении господина легата и солдат предпочли свои истинные убеждения скрыть. Крестьяне хмуро поглядывали на солдат, прятали глаза, мычали что-то невразумительное и вообще вели себя так, как будто были стадом бессловесных и безответных животных. Умирать за убеждения никому не хотелось. Лучше уж, в очередной раз убедив господ, что те имеют дело с «тупым мужичьём», огрести положенное «тупому мужичью» число пинков. И делу конец.
Господин легат, впрочем, тоже не был идиотом. Он нутром чуял, что всё вокруг пропахло еретическим духом. Совершенных, которые в большинстве были отчаянными ребятами и с радостью лезли в костёр, здесь не обнаружили – и это, конечно, его очень опечалило. Посему он решил, что надо как следует пощупать этих мужичков на предмет их истинной веры.
К чему господин легат тотчас же и приступил. Для целей дознания был занят дом старосты. Самого старосту допрашивали первым. Потом были «приглашены» на беседу ещё несколько поселян.
Я всё это время без дела слонялся по деревне. Вообще, убедившись, что Иммануила в пещере нет, а значит, с ним всё будет в порядке, мне следовало сесть на коня и уехать, но... я не уехал. Сам не знаю почему.
Через некоторое время после допроса одного из поселян – а дело уже было к вечеру – Ги подошёл ко мне и вполголоса сказал:
– Плохо дело. Кажется, твоего знакомца собираются ловить.
