Командор протер глаза, хотел, было отругать того, но служивый был расторопный, и успел, прежде чем послышалась брань, сообщить, что к «Варбергу» подошел русский бот, который поморы именуют не иначе, как коч.
На сердце у Карла повеселело. Он приказал поднять флаг, ударить в барабаны и встать в ружье. После чего сам отправился встречать их у фалрепа.[43]
Прошло больше надели, как Иван Емельянович Рябов да Дмитрий Горожанин находись на острове Сосковец. Почти каждый день выходили они ловить рыбу, и почти всегда пареньку казалось, что лоцман чего-то ждет. Иногда он доставал свою подзорную трубу, подаренную государем Московским в тысяча шестьсот девяносто третьего году, и вглядывался в синюю гладь моря.
Иногда помор возвращался в реальность и направлял свой коч, туда, где кружили чайки. А рыбы было так много, что Рябов вздыхал и ругался. Проклинал шведов зато, что их экспедиция, сим словом назвал капитан-командор флот злодеев, срывал рыбные промыслы. Митя частенько слышал, как он шептал:
— Да скорей бы уж эти злыдни приплыли. Паренек отметил про себя, что дядька шептал — приплыли, а не пришли.
— Ты ешь, ешь, — добавлял лоцман, пододвигая ему миску с похлебкой.
Несколько дней назад они заметили, как мимо острова, по корабельному пути прошла ладья. Людей в ней трудно было различить, но по оснастке и манере движения судна, они решили, что ладья принадлежит Мишке Торопыге. Иван выругался и плюнул в песок.
— Принесла нелегкая, — молвил он, — все планы капитан-командору сорвет.
Так и проходил весь вечер грустный, даже когда вернулись с моря, шутки не обронил. Давно таким не видел его Дмитрий. Он попытался припомнить, но не смог. Рябов, даже когда нависла над ним церковная кабала, отшучивался. Повеселел лоцман только на следующий день. Ветер с моря принес запах дыма. Ворвался в землянку и защекотал в носу. Иван открыл глаза, поднялся с лавки и принюхался.
— Дымом пахнет. — Молвил он, выскакивая на «свежий воздух».
Митька выскочил следом. Лоцман накинул куртку, послюнявил палец и поднял вверх.
— Со стороны Крестового острова дым, — добавил он, на секунду задумался. Вспомнил ладейку Топтыгина. На секунду погрустнел, но потом понял, что если шведы сожгли ладью, то вряд ли к ним в плен попали рыбаки. Просто не было смысла. Легче было уговорить поморов привести корабли в город, предварительно выдав себя за купцов, чем заставить их это делать силой. А в этом случае корабли сжигать не было нужды.
— Дядечка, — проговорил Дмитрий, — плохие вести?
— Одна весть плохая, вторая хорошая, — улыбнулся Рябов. — По крайней меря, ну, я надеюсь, Мишка Торопыга жив, а враг, а это, скорее всего он и есть, просто сжег их коч. Если ветер не изменится, то через полтора дня шведы будут здесь.
— А для чего они тебе дяденька.
— А вот это уже не твое дело Митрий, — щелкнув по носу паренька, сказал Иван и направился в землянку.
— Как это не мое? — возмутился тот.
— Ну, вот так не твое. Мне его капитан-командор поручил. Ты когда шведы придут, можешь остаться на острове. А когда все получится, я за тобой вернусь.
— Что получится?
— Сказать не могу. Но помни одно Митрий! Ты мне с малолетства вот как верил! Ты и ныне мне верь. Ты не моги мне не верить…. Сказал бы тебе, что мне капитан-командор поручил, да не могу.
Рябов задумался. Стоило ли посвящать в план капитан-командора мальчонку. Тому только-только девятнадцать стукнуло, а ведь придется идти на гибель. Один то он выкрутится, но вдвоем? С другой же стороны, лоцман не владел ни голландским, ни аглицким языком, а Дмитрий Борисов по прозвищу — Горожанин служил у него толмачом.
Он опустился на лавку, достал кружки и налил в них сбитень. Сделал глоток и проговорил:
— Получится посадить корабли злодеев шведских на мель супротив цитадели, что строят в 19 верстах от Архангельского городка.
Сказал и поведал весь план Ремизова. Когда закончил рассказ, замолчал. Долго смотрел так на Дмитрия, затем не выдержал и сказал:
— Тебе теперь Митя решать.
— Я пойду с вами дяденька, — сказал паренек. — Как же вы без меня со шведами разговаривать будете.
— Да, как-нибудь сговорюсь.
— Знаю я вас дяденька, сговоритесь. Я иду с вами, — твердо заявил Дмитрий. А уже на следующий день, на горизонте они разглядели флот.
— Красиво идут, — молвил паренек, разглядывая их в подзорную трубу.
— Ближе к вечеру встанут у острова, — предположил Иван и ошибся.
К острову флот подошел ночью. Дмитрий Горожанин задремал в лодке. Он проснулся оттого, что его толкал в бок Иван.
— Пора, — прошептал он, поднимая якорь.
Вечером двадцать пятого июня князь Ельчанинов подозвал к себе Андрея Золотарева и проговорил:
— Езжай-ка братец к воздушным шарам.
— Вот повезло, — проворчал Золотарев, кутаясь в епанчу.
Не очень приятно было болтаться в воздухе в час ночи в корзине шара. Да непросто сидеть и мерзнуть, а разглядывать прилегающую акваторию. Особенно тот участок, где находились семь шведских кораблей. Да и плавание их было дерганое, как доложил перед сменой Егор, те сначала остановились у одного острова, затем пошли дальше. Пареньку даже показалось, что на них взвились флаги. Где-то около часу ночи, а точнее эстонец сказать бы не смог, они опять сделали остановку. Зачем? Да кто разберет этих шведов.
Почти до трех часов ничего не происходило, если не брать в расчет их с монахом поочередных то подъемов, то спусков. А именно в три часа, это уже Андрею было точно известно, дежуривший полный монах, вздохнув, проворчал:
— Ну, и служба. Три часа, а еще и глаза не сомкнул.
Но тут же осекся, увидев взгляд летчика. Тот смотрел с укором. Ну, и архиепископу понятно, дело то важное — не каждый же день иноземный флот на родной монастырь движется. Поэтому монах опустил глаза.
— Кваску бы, — прошептал он, — энто цельных три часа на ногах, а во рту даже маковой росинки нет.
— Поднимешь «андлар», можешь в избу сходить. — Сказал эстонец, залезая в корзину.
Глаза монаха заблестели. Он стал быстро стравливать в веревку, из-за чего шар быстро устремился вверх, оттого и присел в корзине от неожиданности Золотарев. Когда пришел в себя, был уже на высоте птичьего полета. Вытащил подзорную трубу и посмотрел в даль, слава богу, ночи сейчас были светлые. Стекло запотело, вытер и вновь посмотрел.
Совпадение? Судьба? Или как вспомнил Андрей, говорили писатели — рояль? Но ему повезло. К стоявшим на рейде кораблям подплыл коч. Не зная, что делать, Золотарев первым делом посмотреть, что будет дальше. Не ужели предательство? А может шпион, наподобие того, что был упущен Яшкой Кольцо. Хотя… И тут эстонец вспомнил фильм «Россия молодая».
