С этими словами Дарий решительно и без особых усилий взвалил Комбата себе на плечо и вынес из камеры, захлопнув за собой дверь. Он удалился, присвистывая на ходу.
Антон остался один. К этому времени он уже начинал что-то чувствовать. Ему казалось, что после того, как тело парализовало, что-то случилось с органами чувств; звуки доходили до него приглушенно, словно через вату. Однако, со временем слух начал приходить в норму. Узник начинал шевелить головой и пальцами рук и ног; через какое-то время, показавшееся бесконечностью, он смог сесть и оглядеться вокруг. В одном углу он разглядел в потемках дыру в полу, заменявшую унитаз, даже не забранную решеткой, в другом - куча грязного тряпья. Справа у стены стояли двухъярусные нары с грязными матрасами и одеялами, сам вид которых навевал неприятные мысли о копошащихся там насекомых. В камере не было даже ламп - свет сюда попадал от подвешенных под потолком зала мощных ламп дневного света.
Он встал, сделал несколько неуверенных шагов по камере на ватных ногах, оглядел арену в центре зала. В дальнем ее конце виднелись высокая решетчатая дверь, точь в точь как на гладиаторской арене в древности. Судя по высоте и ширине решетки, сквозь нее спокойно мог пройти и слон. Вдоль стен были расставлены стулья, рядами уходившие вверх, под потолок. Вообще, выглядел зал как древнегреческий амфитеатр. Неужели тут и вправду устраивают гладиаторские бои? Днем актеры разыгрывают спектакли, а вечером животные убивают людей?
Приглушенные голоса раздавались с той стороны, откуда Антона притащили в камеру. Он прислушался. Что-то там определенно происходило, однако, как Левченко не прислушивался, слов он не смог разобрать.
Антон робко, прокашлявшись, позвал хриплым голосом.
-Эй! Есть тут кто-нибудь? Кто-нибудь меня слышит?
Тишина в ответ. У него создалось впечатление, что комплекс был куда больше, чем описал изначально Дарий. Практически все сказанное им оказалось ложью; попались в западню, как последние кретины!
Он с досадой врезал ногой по решетке. По ней пробежала легкая дрожь. Он вновь позвал.
-Кто-нибудь! Отзовитесь!
И тут случилось неожиданное.
-Хватит орать, пацан! Зря надрываешься. - услышал он из угла, где лежала куча тряпья, чей-то голос. Оказывается, Антон был не один в камере.
Тряпье зашевелилось, неторопливо исторгая из своего чрева человека. В полумраке можно было разглядеть, что у человека густая растрепанная борода, он лыс, однако, имел жалкие остатки растительности за ушами, истощен, неопределенного возраста, и одет в комбинезон из какого-то грубого материала, навроде мешковины. Приглядевшись получше, Антон понял, что это и есть длинный мешок, в котором вырезали дырки для рук и головы. Человек подпоясывался тонкой веревкой, выдернутой, видимо, из него же. В руках он держал такой мешок же для Антона, грубые сандалии и холщовые штаны с завязками.
-Возьми, одень. Понимаю, это отвратительная одежда.... Если можно ее вообще так назвать, но лучшего здесь нет и не будет.
Антон медлил, ошарашено разглядывая незнакомца и тряпье, который тот протягивал ему.
-Да одевай же, чего ждешь? Я поначалу тоже брезгал. Гордым здесь приходится хуже всего. Не будешь есть то, что дают - умрешь с голоду. Будешь ходить без одежды - начнутся кожные болезни, вши, чесотка, экземы. Мыться здесь негде, да тебе и незачем. Тебе повезло, я могу дать тебе штаны и обувь. У других твоих товарищей этого не будет.
-Вы кто? - пораженный Антон, наконец, совладал с даром речи.
-Дмитрий Иванович Соломенцев. Бывший профессор медицинских наук, когда-то в Кристалле, - он кивнул наверх. - работал в отделе микробиологии. Потом жил в Акрополе. Последний год сижу здесь, в тюрьме.
Антон содрогнулся. Ему было тяжело и невыносимо душно после пары часов пребывания здесь. Он уже почти физически ощущал кожный зуд. Но год... Если, конечно, человек не врет.
-Как называется это место?
-Наверху Акрополь, жилище спартанцев, а здесь - Клоака, тюрьма нижнего уровня. Все, кто здесь находится, смертники. Вопрос лишь в том, когда для каждого узника прозвучит персональный колокол.
Антон стыдливо отвернулся от незнакомца, встав к нему спиной и натягивая мешковину. Она колола голое тело и выглядела кошмарно, однако по крайней мере, тело ткань прикрывала. Затем одел грубые штаны и сандалии.
Узник, разглядывая Антона, саркастически ухмыльнулся.
-Чистенький, обветренный, хоть и не загорелый... Сразу видно с поверхности. Не то что мы, черви земляные... Разрешите узнать ваше имя, молодой человек? - Он изогнулся в светском полупоклоне, выглядевшем в подземной камере более чем нелепо.
-Антон...
-Ну что ж, Антон. Поздравить тебя с прибытием я не могу. Тогда позволь посочувствовать от всей души!
Человек не нравился Антону. Было что-то ненатуральное в его кривляньях и ухмылках, неприятное, неестественное, натужное.
-Значит, вы медик? Почему же вы здесь? Все медики там, наверху...
Соломенцев криво усмехнулся.
-Да, когда-то я в совет старейшин, был уважаемым человеком... Однако, времена меняются. И вот я здесь. Ты же видел спартанцев? Все там выглядят на пятнадцать-двадцать лет моложе своего возраста. Девяностолетние старцы кажутся только что вышедшими на пенсию мужчинами. Идоменею, нашему всему, девяносто два года, великому эфору Автоликону - девяносто восемь. Не похоже, правда? Сбрить им бороды, и кажутся бодрыми стариками, недавно вышедшими на пенсию. В Институте последние два этажа занимались геронтологическими исследованиями по линии Министерства Внутренних Дел. Секретные исследования и разработки, финансируемые непосредственно с самого верха. У всех наверху отличная генетика - хорошее наследственность плюс кое-какие изменения в геноме. И вот результат. А я, увы, не могу похвастаться своими генами. Отец спился, мать была шизофреничкой. Я лысый, и щербатый к тому же... - он оскалил рот, чтобы Антон убедился в истинности своих слов. Человек явно скромничал, у него уже не было уже половины зубов. - В один момент выяснилось, что мне нет места среди элиты и благодаря генетике, и благодаря некоторым расхождениям по основным позициям с правящей элитой. И я оказался здесь. В Древней Спарте больных и хилых младенцев кидали с обрыва, хотя я читал, что это было редким исключением, а не правилом. Хилые становились илотами или периеками и обслуживали спартанцев. Здесь, в Новой Спарте, людей второго сорта с посредственной генетикой зачастую помещают в тюрьму, держат впроголодь, только чтобы они не умерли с голоду. Впрочем, они и не успевают. Гораздо раньше их уводят в лаборатории Акрополя. Наука требует жертв, знаешь ли... Боюсь, с тобой и твоими.. хм.. уважаемыми коллегами... - еще один саркастический полупоклон. - поступят так же...
