Кряхтеть, себя не слыша, – занятие бестолковое. Бинтовали спину Алексею уверенно, хотя и грубовато. С такими руками, как у тетки, надо те ящики с выстрелами таскать, а не настрадавшуюся солдатскую плоть обихаживать.
В санбате малость поутихло – поток раненых иссякал, дошло дело до легкораненых-контуженых. Как сюда Алексея дотащили, он не помнил. Пришел в себя уже на подстилке из лапника. Жив, надо же. А лейтенанта что-то не видать. Или отправили как тяжелого, или там у тягача взводного и добило.
Умирали и здесь. Санитары вытаскивали тела, уносили за молоденький ельник. Это правильно, потому как смотреть страшно. Когда в первый раз ранило, Алексей вообще ничего не помнил. Задним умом удивлялся: и как вытащили, как переправили?
За спиной говорили. Звуки младший сержант Трофимов слышал, но толком разобрать не мог. Тронули левый бок – там, где старый шрам был. Алексей вздрогнул – башка болью отозвалась, «вавки» под свежими бинтами с новой силой жечь начало. Старый шрам он, конечно, того – жутковат. Алексей пару раз, изловчась, в зеркало себя рассматривал. Да, такой хреновиной фрицев пугать можно.
– Боец, слышишь меня? – На лапник перед Алексеем сел доктор – халат как у мясника, – руки свежевымытые вытирает. – Слышишь, говорю?
– В общем, товарищ капитан. Голова гудит. И ухо…
– Пройдет. Очухаешься. Пока на людей смотри – по артикуляции догадаешься. У тебя со спиной когда было?
– Год назад, товарищ капитан. Осколок.
– Да уж вижу, что не из дамского браунинга. И кто ж тебя такого на фронт? Нам здесь доходяги не особо сейчас нужны.
– Комиссию прошел.
– Э, тебе на молокозаводе воевать нужно. Какой идиот тебя на батарею погнал? Небось заряжающим пристроили?
– Радист я.
– Так какого… – Доктор закурил. – Ладно. Не куришь? Это правильно. Вот что, боец, в тыл кататься тебе незачем. Не поймут. Пока здесь остаешься. Сейчас с потоком разберемся, и с особистом ты поговоришь. Я уже вызвал.
– Товарищ капитан…
– Я вам дам, товарищ капитан. Охренели вовсе. Как в сорок первом. Батарейцы, боги войны, мать вашу… Я ваш дивизион уже приметил, дождутся там… Сиди, отдыхай, однобокий…
Капитан пошел в операционную палатку, а Алексей попытался удобнее улечься. Потянул к себе шинель – вроде ничейная…
Башка кружилась, била толчками в виски кровь и глухая канонада. Вроде стихает там…
* * *
Оборона финнов прорвана. Пять тысяч пятьсот орудий, восемьсот восемьдесят реактивных установок, дивизионы особой мощности, орудия кронштадтских фортов, орудия линкоров и канонерских лодок Балтийского флота… Двести тысяч снарядов за сутки… Противника просто смели.
Остатки финских частей отходят лесами ко второй линии обороны.
Наши безвозвратные потери за 10.06 были самыми большими суточными потерями в наступлении на Карельском перешейке.
11 июня 201* года
Москва.
Крымская набережная.
21.20
– Предлагаем отправиться на вечернюю подсветку Москвы-реки. Вокруг Золотого острова, по Водоотводному каналу, мимо храма Христа Спасителя. Продолжительность экскурсии два часа. Желающих просим занимать места, – призывал мегафон.
Моторный баркас покачивался у причала. Желающих прокатиться пока не наблюдалось. Хотя по набережной народ прогуливался толпами. Начало уик-энда – все, кто не покинул город, потянулись в парки.
Женька с подругой сидел на ступеньках широченного «амфитеатра», спускающегося от набережной к речной мутной воде.
– А ничего так, – между прочим заметила Ирина, ставя на ступеньку бутылку безалкогольного пива.
– Ничего, – согласился Женька, покосившись на зазывалу-экскурсоводшу в выразительных белых бриджах. – Загорелая. Но видали мы и получше.
Иришка крепче сжала бутылку.
– Все-таки ты странная особа, – сообщил подруге Евгений Земляков, скручивая голову вяленой корюшке. – Все знаешь, но бессмысленно провоцируешь. Ты же мигом учуешь, если я на девчонок глядеть начну.
– «Учую», – пробормотала Иришка. – Фу, как неромантично. Ты, Джогнут, совсем сапогом стал.
Женька вручил возлюбленной очищенную рыбью спинку. Слышать почти забытое прозвище, сидеть на теплых камнях, смотреть на проплывающие прогулочные теплоходики, на заходящее солнце и слушать, как подруга пытается ревновать, было приятно. Находился рядовой Земляков в законном увольнении, пусть и в краткосрочном. Имело смысл полноценно наслаждаться жизнью. Конечно, можно было метнуться домой и ускоренно предаться блуду, что было бы тоже неплохо, но уж точно абсолютно не романтично.
Евгений Романович Земляков, военнослужащий срочной службы, и студентка Ирина Кирилловна состояли в отношениях глубоко серьезных, продолжительных, в которых суете места уже не было. Тем более завтра вечерком Женька собирался покинуть место дислокации минут этак на сорок и прокатиться с подругой на ее лимузинчике по Оболенскому переулку. Там вечером весьма безлюдно и спокойно. В общем, как раз романтично.
Диетическая кола в сумке-холодильнике нагреться не успела. Женька делал осторожные глотки. Жмурился на заходящее солнце.
– Вроде как все так мирно и благостно, – пробормотала Иришка, высматривая еще кусочек очищенной рыбки. – А облома так и ждешь.
Женька пожал плечами, вручил подруге аппетитный хвостик и принялся чистить следующую корюшку. Мир несовершенен. Утром в спорт-уголке сломался «Гиммлер», и где теперь искать манекен-тренажер, непонятно. Потом плотно забуксовал перевод выдержек из ЖБД[11] 5-й пехотной румынской дивизии. Вообще непонятно, кто и как его на немецком корябал – просто кроссворд какой-то и явная деза. Да еще эти новости о сегодняшнем теракте в Лужниках. Новости хоть и не хочешь, но слышишь. Собственно, никто там серьезно не пострадал, странное происшествие, двое легкораненых, но ведь совсем рядом случилось. Иришка по Комсомольскому несколько раз в день гоняет, да и вообще… Мирное, но крайне нервное время.
Рядовой Земляков служил переводчиком. Приходилось и в командировках бывать. С полевыми-боевыми выходами. И нынешние мирные времена с полномасштабной войной Женька путать не собирался. Но вот ощущение близкого «облома» действительно присутствовало…
...Но раненому сердцу
Трудно без любви своей!!!
Но я…
Но я най-йду!!!
Тебя меж землей и небом!!![12] —
орали динамики с нарядного вишневого теплоходика. Проплывала «Амели» – крайне шумное прогулочное судно. Гуляет народ, развлекается. И это, наверное, хорошо.
