манеры, жесты… Какой голос, говорит как…
— Для того ты и здесь, — вздохнул Иванов, понурясь.
Девушка вскочила, и притиснула его.
— Спасибо! — заворковала она. — Спасибо тебе!
— Дура… — печально вздохнул мужчина. — Там же убить могут.
— Боречка, — ласково засюсюкала фон Ливен, — я, конечно, не бессмертна, но сжить меня со свету очень даже не просто. Сама кого хочешь сживу! Всё, хватит болтать попусту. Пошли, послушаем, как эта… С-с-ирена поет!
Вечер того же дня
Польша, Августовская пуща
Расслышать легкие шаги Яцека мне не удалось, зато дуло автомата, упертое под лопатку, ощутил четко.
— Рэце до гори!
Вбитый тренировками рефлекс сработал тут же.
Молниеносно разворачиваюсь — ствол скользит по спине. Если у дрыща хорошая реакция и он выстрелит, пуля попортит куртку…
Бью без замаха, локтем в шею…
Поправка — я не учел малый рост Яцека… Удар пришелся в ухо — череп вмялся с противным мокрым хрустом…
В темноте я сумел поймать АКМ, и отшагнуть — мертвяк выстелился на каменных плитах.
— Ромуальдыч!
— Етта… Ты⁈
— Держи! — автомат грюкнул, задевая решетку. — И спрячь пока.
Твердые пальцы Вайткуса на мгновение сжали мою руку, благодаря. А я, облизывая сухие губы, поволок Яцека к знакомому вывалу, благо «груз 200» достался легкий.
«Темно… — шарахались мысли. — Ночь скоро… Заметят пропажу бойцов? Будут искать? Да хрен их знает… Мало ли… Может, пропавшие дрыхнут в палатках…»
Покойник нырнул в воду без всплеска и брызг. Подвсплыл, отсвечивая пузырем «камка», и пропал.
«Всё, хватит приключений на нижние девяносто…»
Я шустро отворил «черный ход», проникая в свою предварилку, и вставил прут на место. Напряг слух, выхватывая из вечернего затишья тихий одинокий голос, прерывистый писк рации и даже перебор гитарных струн.
«Утро вечера мудренее?..»
Мне снилась Марина.
Суббота, 19 апреля. Утро
Первомайск, улица Киевская
Малолетний Искандер мальчиком рос ласковым и понятливым. Не капризничал, не ныл, не падал в магазине на пол, визжа и топая ногами: «Купи! Купи! Купи!»
Паки херувим.
Правда, порой на Сашу находило, и тогда в упорстве и настойчивости он мог превзойти и папу, и даже маму. Вот, как вчера.
В знойном Багдаде Искандер ибн Джирджир ни в чем не знал отказа, но такого яства, как баранки, у арабов не водилось. Стоило же Марине прикупить «бубликов», как Ершов-младший тут же уяснил, в чем смысл жизни. За вечер он сгрыз все баранки, и сидел скучный, в сотый раз затягивая:
— Да-ай бубу!
А Марина в сотый раз отвечала, что нету, кончились, ты всё съел, мелкий жрун, но утром мама купит целую связку «бубликов»…
Искандер горестно кивал, понурясь. Вздыхал, и твердил, как пароль:
— Понимаю, понимаю… Да-ай бубу!
Так, под душераздирающие вздохи, и заснул. С мечтой о баранке.
В субботу садик не работал, а единственная бабушка Долорес, прописанная в Ленинграде, никак не могла оторваться от переводов Федерико Гарсиа Лорки, чтобы заняться, наконец, истинным призванием всех советских бабушек — тетешкать любимых внучат.
Но «Росита» нашла выход, обратившись к родственницам не по крови, а по духу. Рита с Настей с удовольствием взялись воспитывать малыша. Шурик, он же «херувимчик», он же «мелочь пузатая», он же «попа самоходная» (в зависимости от настроения), с удовольствием дозволял себя укладывать спать, кормить и выводить гулять — «Лите» и «Насе» он доверял…
* * *
По выходным в секретном «ящике» не стыла тишина. Конечно, мало кто являлся в субботнюю рань, но часам к десяти половину сотрудников легко было найти на рабочих местах. В аналитическом отделе, в техническом, у программистов или у эксплуатационников… Да везде! И лишь в лаборатории локальных перемещений, вокруг которой всё и вертелось, стыла тишина.
Миша выехал в командировку. У него там, в Минске, научный конгресс…
Марина набрала код, и открыла дверь. В гулкой тишине высился ускоритель тахионов. Ершова кивнула своим мыслям: и впрямь, похоже на космический корабль. Вот-вот решетчатые стойки раздвинутся, отроется люк на крыше, и загрохочут двигатели на старте…
Женщина вздохнула. Странная эта жизнь…
Почему-то нельзя быть вместе с человеком, которого любишь. Вечно какие-то преграды, препоны, предрассудки… И ты поступаешь единственно верным образом — никакой аморалки, а счастья нет…
Гулкие шаги в коридоре сбили настрой. Марина выглянула — и воскликнула удивленно:
— Игорь Елисеич? Вот это да! Вы опять к нам?
— Опять! — посмеиваясь, развел руки Синицын. — Поверите ли, даже малость заностальгировал по здешним местам! Я сюда автобусом, из Одессы, вчера только приехал. Кстати, будет время — забегайте! Адрес вы знаете.
— Опять на Мичурина?
— Снова, Мариночка, снова! — воскликнул нежданный гость. — И Вальцев там, и Славин, майор уже, и Славина… — он задорно подмигнул.
— Наташка? — ахнула Ершова, захлопав в ладоши. — Вот молодцы! Обязательно зайду. — Внимательно посмотрев на Игоря Елисеевича, она встревожилась: — Что-то случилось?
Ее визави закряхтел.
— Да как вам сказать… — промямлил он. — В общем, я тут как бы замещаю Бориса Семеновича, а сам он… М-м… У него секретное задание, Марина. Об этом в новостях не сообщали еще… Польские боевики похитили Машерова. А с ним еще несколько человек. Прикрепленного и ученых…
— Миша… — побледнела Марина.
— Да, — признал Синицын, отворачиваясь, словно стыдясь собственного благополучия. — Вы только не волнуйтесь, Мариночка, их ищут! И обязательно найдут! В Польше работают «Царевичи», и Рустам с Умаром — вся наша «великолепная пятерка»! Простите, — он смущенно прижал ладонь к груди, — не хотел вам рассказывать о захвате, но тогда… вышло бы нечестно!
— Всё нормально, Игорь Елисеевич, — женские губы дернулись, складываясь в искусственную улыбку. — Переживать за мужчин — извечный женский удел. И спасибо, что не скрыли ничего!
Неловко поклонившись, гость удалился, а Марина поспешила в первый отдел. Привалов где-то бегал, но «Коминтерн-2» работал — таращил экран монитора.
Присев, женщина опустила пальцы на клавиатуру, и набрала электронный адрес Рехевама Алона. Письмо получилось коротким, как сигнал SOS:
'Рабби!
Поляки похитили Миху вместе с генсеком Машеровым. Наши ищут его, но мне будет спокойнее, если и вы подключитесь к поискам. Тем более что я знаю, кто из похищенных важнее для вас.
Росита'
Суббота, 19 апреля. Утро
Польша, Августовская пуща
Проснулся я затемно — сложновато почивать в позе эмбриона. А иначе не согреешься. Пар изо рта не шел, но стылая сырость, как в глубоком погребе, донимала.
Скинув с себя заплесневелое одеяло, я сел и отер ладонями лицо. Горячим толчком вспомнилось вчерашнее, и губы повело в злую улыбку.
«Мне отмщение, и аз воздам. Так воздам, что мало не покажется!»
Мелькнула мысль, что свой житейский долг я выполнил и перевыполнил. Старинное научение отдает наивом даже без купюр: «Мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево и убить врага». Ну, недвижимости у меня хватает, да и саженцев на субботниках повтыкал
