по-русски не говорит, а у второго нашли в кармане бело-красно-белую повязку. Оружия у него не было, но руки в масле, указательный палец в копоти, в сумке, найденной неподалеку, патроны к винтовке и пистолету.
– Не маё! – заверещал гад.
– Конечно, охотно верю. Цепляй свою тряпочку и пошли!
Довел его до полевого стана, где лежали его соплеменники.
– Чем они тебе не угодили? Повесь-ка вот туда вот эту веревочку! И вторую. Там и стой! Веревочку на шейку повесь.
– Нет!!! Ўсё раскажу!
– Да кто тебя слушать будет. – тут поднесли раненого.
– За убийство ни в чем неповинных советских людей, диверсант и предатель приговариваются к смерти через повешение. – сказал я и выбил из-под ног подонка скамейку.
– Чего встали? Поднимайте, и…
– Он же раненый.
– Он – в нашей форме.
– Тащ сержант, да пристрелите вы его!
– Вот еще, патрон на него тратить!
– Не по-людски, тащ комбат.
– А они – люди?
– Нет, конечно, но самим грех такое делать.
– Обухов, он бы тебя повесил, и не поморщился. Еще наглядишься. – я примкнул штык к винтовке и воткнул его в горло немцу, пробил даже шейный позвонок. Злой был, и из-за потерь, и из-за жалостливости личного состава. Не готовы они еще убивать, а времени на раскачку нет. По танкам стрелять могут, и все. Немцы для них – просто мишени. Ненавидеть еще не умеют.
– Всё, чего встали. Кругом! К плотине, марш.
– А люди? Похоронить треба! – сказал кто-то из бойцов.
– Вон, местные идут, они и отпоют, и похоронят. Чать не бойцы, и кладбище на селе имеется. Кругом! Шагом марш, в колонну по два!
Проходя мимо толпы, спешащей навстречу, двое даже с «берданками», услышал:
– Кто старший? Командир кто?
– Я, командир первой батареи 123-го истребительно-противотанкового дивизиона старший сержант Голованов.
– Старшиня калгхаса Вэрейчук. Што здарылася? Сувязі няма, з самай раніцы стральба.
– Не понимаю! Немцы высадились, диверсанты, ваших там порешили. И моих шестерых.
– Учора прыязджалі чырвонаармейцы, камандзір такі далікатны, усё па форме.
– Вот они деликатно ваших и покрошили. Хороните убитых, и – на восток, старшиня. Бывай!
Я хлопнул его по плечу и двинулся за своими, которых останавливать не стал. Сельчане в эвакуацию не особо стремились, «А нас-то за шо?», они тоже не понимали, как и мои бойцы, что пришли совсем другие времена.
Глава 2. «Ваша задача, майор, прикрыть Витебск!»
Погрузили все и всех в машины, нашли и рации, и три пропавших винтовки водителей, кроме пистолета Геслера, пулемет и боеприпасы, винтовки Мосинки с глушителем и без, трупы своих и врагов, усадили бойцов, развернулись и тронулись. Из головы не выходил младший политрук. Немцы ведь на нас засаду делали, иначе зачем им с главной дороги уходить на проселок и лезть в рощицу. Кто-то, не будем называть имени, сообщил им, что с юга подойдет личный состав батареи. А надувать щеки и делать важный вид умел только он. На пустом месте. Да он и был пустым местом, толку от него совсем не было, а еще б немного и стал бы комиссаром батареи. Вот бы наплакались! Но злость на себя не проходила! Зря ребят в атаку поднял, себя пожалел, да и не готовил никого к таким действиям. Ведь пока петух не клюнет – мужик не перекрестится. Требовалось за дорогой послать взвод на пятьсот метров вперед, выбивая диверсантов и поддерживая взвод огнем, а затем охватывать их с двух сторон, а не бегать по лесу, нарываясь на кинжальный огонь. Тяжелая баранка “Газика” едва слушалась, приходилось много тормозить двигателем, так как тормоза никакого воздействия на колеса не имели, но «три А» шла плавно, даже по такой дороге. Колос, Нача, Кладзи, приехали! Регулировщик машет рукой, направляя в сторону лесной вырубки. Въехали в лес на второй скорости, через 400 метров еще один регулировщик махнул нам поворачивать налево. Тут довольно много народа. Я остановился, не зная: куда ехать. Все, кто знал, уже ничего сказать не могут.
– Боец! Медсанбат где? – тот рукой указал направление, раненых понесли и повели в том направлении. Ни одной знакомой рожи! Ага! Есть один! И не кто-нибудь, а комдив. Идет прямо на нас, хотя за каким чертом мы ему понадобились – неизвестно.
– Товарищ полковник! Разрешите обратиться? И.О. командира первой батареи ИПТД.
– Зайдете ко мне вон в ту землянку! Что хотели?
– На подходах к Велячицам вели бой с немецкими диверсантами. Кому, кроме вас, доложить? И где наш дивизион, так как всех, кто знал, немцы убили.
– Это в соседней от меня землянке. Штаб дивизиона вот по этой дороге в 400 метрах. Сколько потеряли?
– Шесть человек, двое ранено.
– Это – мелочь. Занимайтесь своими делами, товарищ старший сержант. Не забудьте ко мне зайти через полчаса.
– Есть, товарищ полковник.
Доложился о бое в 3-й отдел дивизии, пришлось им отдать нажитое непосильным трудом, а вот пройти в землянку штаба дивизии незаметно не получилось! Путь мне преграждали, только что подъехавший, маршал Советского Союза Тимошенко, лысый генерал-лейтенант в наглаженной форме, и пятеро генерал-майоров. Одного я из них уже видел, это командир нашего 7-го корпуса генерал-майор Виноградов. К «нам» он заглянул один раз, чтобы обругать всех, что «левый» Борисов не взят. 6-го числа видел, трое суток назад. Мы еще под Борисовым стояли. Несмотря на властный вид и грозный голос, комкор не был знаменит: в январе 40-го сменил командира 47-го корпуса под Кемью, с нулевым результатом, дивизию из-под Суомуссалми он вытащить так и не сумел. 7-й мехкорпус в этой войне будет расформирован 17-го июля 1941 года. После этого занимался тыловым снабжением нескольких армий. Там и прижился. Так что, похоже я не вовремя. Но получив приказание комдива, надлежит его выполнить, попасться на глаза, и получить новое приказание. Остался стоять памятником неподалеку от входа. Полковник появился через пару минут, и сразу начал докладываться комфронта. Но так как прозвучала команда «Смирно», я встал «еще смирнее», повернувшись лицом на маршала, и сжимая правой рукой ремень снайперской винтовки. Наконец, рапорт был окончен, рука комдива скользнула вниз, и он чуть наклонился вперед, пожимая руку «самого маршала». Тот что-то негромко ему сказал.
– Конечно, товарищ маршал! Оба здесь. Прошу! Заходите, товарищи генералы. – комдив резко повернулся ко мне, и показал рукой, что я «тоже генерал». Приглашение касалось и меня, хотя я об этом даже не догадывался. Внутри землянки горели электролампочки. Было светло и свежо, видимо, и вентиляция присутствовала. Я встал у стеночки, рядом со мной находился командир нашего дивизиона, который успел пожать мне руку. По мелькавшему слову «Сенно», я понимал, что собрались присутствующие не совсем просто так, но с некоторой задержкой. Во-первых, наша дивизия в этом сражении не участвовала, она к тому времени была обескровлена и выведена на отдых и пополнение. Да и должна была находиться в окопах перед Оршей. А отсюда до Орши еще сто километров. Как и положено, совещание начал Нарком Обороны Союза ССР, маршал Советского Союза товарищ Тимошенко. Лично у меня в этом случае, когда я слышу эту фамилию, всплывает воровка с косой, но маршал вовсе ее не напоминает. Несмотря на мое присутствие, а я – младший командир, вопросы маршал поднял суровые: Западный фронт провалил оборону на всех направлениях. Ну и начал загибать пальчики: где и кто. Упомянут и генерал армии Павлов, и сразу в таком ключе, обвинительном, что всем стало понятно, что маршал Тимошенко начал с того, что написал первое письмо, из трех положенных. Внутренне я этому усмехнулся, но виду не подал. Все, затаив дыхание, слушали Наркома, который приехал все исправить. На самом деле он давно здесь, с первого числа, а фронт так и продолжает сыпаться. Тут он перешел к нашей дивизии. Можно было расплыться в улыбке и считать, что гроза прошла мимо! Заговорил и о нашей батарее, отдельно упомянув, что командование ею принял старший сержант Голованов, поэтому, дескать, данное мероприятие проводится именно в штабе 1-й Пролетарской мотострелковой дивизии, с честью удержавшей рубежи на реке Березина. И что он, маршал Тимошенко, имеет поручение Верховного Совета СССР вручить мне высшую награду Родины, орден Ленина. И лично, от своего имени, производит меня в майоры. Маршал браво глянул на меня, и приказал подойти, что я и сделал. Слава богу, не один парад на Красной площади отходил, со строевой у меня все в порядке. Мне прокололи дырочку на левой стороне гимнастерки, и прикрутили орден. Нет, чтобы отпустить меня с миром, так маршал приказал слово молвить!
– В три тридцать 30-го июня 1941 года нас поднял по тревоге командир дивизии полковник Крейзер, и приказал строиться в походную колонну. Это было под Оршей, куда мы
