Вдруг Аракчеев встал, перешёл от стола к камину и поманил меня пальцем. Он украдкой глянул на закрытую дверь – не хотел, должно быть, чтобы адъютант хоть что-то расслышал. Когда я подошёл к нему вплотную, то нависнув над моим ухом, граф зашептал вкрадчивым голосом:
– Вы уж на меня, старика, Иван Михайлович, не гневайтесь. Человек я простой, неучёный, происхожу из бедных новгородских дворян. По Часослову учился у дьячка грамоте, от того и мало что знаю! И в вашей книге, что тайно по рукам наших дворян ходит, как ее там …
– «Вандея»?
– Ага, она самая, гореть ей в Аду. Так вот, в этой вашей Вандеи, к примеру, было об Американской конституции написано и какую пользу это принесло, да написано с таким подтекстом, что и России надо бы над этим вопросом внедрения конституции задуматься. А ежели царь не захочет, то, что делать? И здесь вы читателя не оставляете без ответа – вот вам, пожалуйста, у вас расписана как по нотам Французская революция!
Граф явно со мной игрался, прибедняясь до полного самоуничижения, пытаясь выставить себя безграмотным сельским увальнем.
– Понимаю ваше сиятельство, но природный ум и самообразование компенсировали все недостатки вашего отроческого образования. Да и какой вы старик!? – Вам ещё молодых учить уму-разуму. Жизнь, прожитую достойно, следует измерять деяниями, а не годами! А у вас этих свершений хватит на нескольких человек, и ещё останется! Но с другой стороны, нельзя жить только службой, хочешь жить сам – не мешай жить другим! – думаю, я достаточно не только потрафил графскому самолюбию, но и прозрачно намекнул ему, чтобы он в чужие дела и далее свой нос не совал.
– Оттого я становлюсь несчастлив, что обо мне дурно публика думает. Что в государстве нашем не делается, а все огрехи на меня сваливают! И ругают за всё: Аракчеев – злодей, Аракчеев – изувер, Аракчеев – кровопивец, Аракчеев – змея подколодная. А вся вина моя только в том и состоит, что никому не льщу, по прямому моему характеру, да волю государя императора исполняю в точности. Что велит, то и делаю. Скажет государь закон «О вольных хлебопашцах» на всю Русь-матушку распространить – я в том первый помощник царю буду! – Аракчеев ещё раз глянул в сторону двери, убедившись, что никто из дверного проёма не выглядывает и продолжил свой крамольный шепот мне в ухо, – Хоть конституцию, хоть самую республику велит – сделаю… Мне – то что? На всё воля Божья!
– Понимаю вас, ваше сиятельство и даже отчасти разделяю вашу позицию. Долг – превыше всего!
– Верно заметили, Иван Михайлович! Ну что же, будем считать, что я, как вы верно заметили, свой долг государева слуги, сполна исполнил, высказав вам порицание за вольнодумные газетные статейки.
– Принял к сведению, ваше сиятельство, постараюсь впредь более избирательно подходить к публикуемым в газете материалам.
Аракчеев кивнул головой в знак того, что аудиенция закончена и направился обратно к своему рабочему столу.
Выходя из кабинета, я пытался понять, что это было!? Неужто Аракчеев клинья к заговорщикам подбивает или подстраховаться хочет, что в принципе одно и то же? Этот жук, скорее, слизень, вполне неплохо себя чувствовал при правлении императрицы и целых трёх императоров! По всему выходило, что граф ещё тот фрукт – беспринципный приспособленец. Да и чёрт с ним! «Мели Емеля – твоя неделя». Пускай говорит всё, что хочет, главное, чтобы нам дело делать не мешал, потом, думаю, ему это зачтётся.
Конец первой книги.
