перебила всё та же неприятная баба с симптоматикой гиперфункции щитовидки на лице.
— Какой же он корректор? Вы кого привели?
Калеб растерянно повернулся к ней, поднял голову, и я увидел, что глаза у него вовсе не синие. Обычные такие глаза, зелёные. Вот в кого у Нагмы её гляделки, оказывается.
— Погодите-ка… — сказал Лейхерот.
Он подошёл к Калебу и обошёл вокруг него, пристально пырясь чёрными окулярами. Постоял, обошёл так же вокруг Анахиты. Что-то пробормотал про себя и направился к нам.
— Чего тебе надобно, старче? — спросил я его неласково.
— Могу я посмотреть на вашу дочь, Михаил? Обещаю не пытаться на неё воздействовать.
— Ну… Посмотрите, — сказал я не очень уверенно. — Но, если что…
— Да-да, вы мне ноги переломаете, я помню, — раздражённо ответил он. — Я быстро.
Теконис обошёл вокруг стула, на котором сидит Нагма. Выглядит это довольно зловеще, она непроизвольно поёжилась, но никаких подозрительных действий он не совершил. Попялился и ушёл обратно.
— Что скажешь, Лейх? — спросил его брат.
— Калеб не является корректором. Он вообще не имеет фрактальных способностей.
— Они пропали? Разве так бывает?
— Они не пропали. Их никогда не было, — сердито ответил «наш» Теконис. — Этот человек не был фокусом коллапса, его срез не коллапсировал, он не учился в школе корректоров, не выполнял заданий Конгрегации. Он не корректор и никогда таковым не являлся. Эта причинно-следственная линия элиминирована полностью.
— Я не понимаю, — сказала растерянно пучеглазка. — Тогда что мы тут рассматриваем? В чём суть дела?
— В том, что он, вопреки клятве корректора, зачал двоих детей, которые являются носителями фрактальной дисрупции, а также препятствовал… — начал её сосед.
— Чушь, — сказал третий балахонщик, — раз он не корректор и никогда им не был, то не мог ничего нарушить. И дети его не фрактальные бомбы.
— Лейх? — жалобно спросил Мелехрим.
— Они не являются носителем дисруптивного потенциала, — сказал Лейхерот. — Девочка имеет сильные фрактальные способности, но они не носят критично-триггерного характера. Младенец обладает ими в потенции, но не обязательно реализует. На этом основании я прошу уважаемый ареопаг отменить решение о нейтрализации как не соответствующее новой причинно-следственной линии. Надеюсь, ни у кого нет сомнений в моей компетенции?
— В компетенции — нет, — пробурчала вредная тётка, — а вот в мотивах… Вы же заинтересованы в девочке?
— Да, — кивнул Теконис, — её способности востребованы в нашем коллективе. Но, поскольку они более не коллапсоопасны, я не вижу, какие к тому могут быть препятствия.
— Какая-то чертовщина, — сказал Мелехрим. — Я ничего не понимаю.
— Таковы последствия невежества, брат, — торжествующе сказал Лейхерот. — Благие намерения не заменяют знания.
— Ареопаг будет совещаться! — сказал сидящий по центру балахон. — Прошу посторонних покинуть зал!
Нас с Нагмой и Аннушкой, а также Калеба с Анахитой выпроводили в комнату ожидания.
— Мам, ты как? — кинулась к ней дочка.
— Не понимаю, — сказала та растерянно. — Всё как в тумане. Нагма, козочка моя, это правда ты?
— Да, мам, конечно!
— И я правда не видела тебя пять лет?
— Почти пять, да.
— Я что, с ума сошла?
— Агась, мам. Похоже на то. Но ты не переживай, я тебя всё равно люблю.
— Анахита, душа моя… — сказал Калеб неуверенно, но она в его сторону даже головы не повернула. Смотрит на Нагму, а глаза заполняются слезами.
— Не плачь, мам. Всё будет хорошо, я всё исправила. Ты мне веришь?
— Конечно, моя любимая козочка. Верю и люблю. Аллах милосердный, да что со мной было?
* * *
Ареопаг, вернувший нас обратно в зал, выглядит недовольным и потерянным, но решение вынес оперативно: в связи с тем, что наше существование не несёт рисков для стабильности Великого Фрактала, оберегать которую их священная обязанность, Конгрегация постановляет, что ей нет до нас никакого дела, и мы можем убираться на все четыре стороны. И, желательно, побыстрее. Потому что у них при виде Калеба начинается диссоциативное расстройство — они помнят, что он мятежный корректор, и одновременно знают, что он никогда таковым не был.
— Слабаки, — сухо говорит «наш» Теконис, — поработали бы они с элиминацией столько, сколько мы… Михаил, Нагма! Спешу сообщить, что мы рады будем снова видеть вас в составе группы.
— Нам надо это обсудить, если вы не против, — прошу я.
— Разумеется. С непривычки такие вещи воспринимаются сложно, я понимаю. Я подожду вас, но прошу, не очень долго. Не забывайте, нас ждёт Меровия!
— Михаил, — Анахита смотрит на меня своими глубокими светлыми глазами. — Я очень виновата перед вами.
— Мы вроде были уже на «ты», — напоминаю я.
— Прости, да. Мне очень неловко и ужасно стыдно. Я сбежала, нарушив все обещания, и бросила на тебя дочь.
— За дочь не извиняйся. Это лучшее, что со мной случилось.
— Ты не злишься на меня?
— Может быть, немного, за Нагму. Ей не хватало матери. Но за то, что у меня есть дочь, я благодарен.
— Пап, мы же заберём маму отсюда? К нам, домой?
— Ты этого хочешь, колбаса?
— Больше всего на свете, пап! Я понимаю, что вы вряд ли теперь поженитесь, но пап…
— Она твоя мама, я понимаю.
— Михаил, — вздыхает Анахита, — это звучит ужасно эгоистично, я знаю, но мне, кажется, снова некуда идти. И я очень, очень, безумно соскучилась по дочери.
— Я не держу на тебя зла и не лишу Нагму матери.
— Спасибо, спасибо, пап! — повисла на мне дочка. — Ты самый лучший! Самый-самый-самый! Самее всех!
— Не за что. Всё, что мне нужно от Мироздания, — чтобы ты была счастлива.
— Я
