его недюжинный ум. — Ты избавился от лишних воинов, которым надо платить, и которые безобразничают в Египте.
— Угадал, — одобрительно кивнул князь. — Но это лежит на поверхности.
— Ты хочешь держать под ударом западное побережье Нейстрии. От Кента до Руана — рукой подать, — просиял Берислав.
— Опять угадал.
— Ты хочешь контролировать пролив, по которому когда-нибудь пойдут корабли с севера в ту же Испанию и Африку.
— Верно!
— Других причин я не вижу, — растерянно развел руками княжич. — Сдаюсь!
— Сигурд — лучший друг твоего дяди, — пояснил князь. — Он не раз спасал ему жизнь. Он заслужил нашу благодарность, сынок! Я хочу сделать этого обалдуя немного счастливее. А поскольку сам он этого не сделает никогда, я и решил ему помочь. Думаешь, только ты один можешь совершать чудеса?
— Есть и пятая причина, отец, — пристально, по-взрослому посмотрел на него Берислав. — Ты считаешь себя хитрее других и любишь играть людьми. Вот для этого ты и устроил все это представление. В нем не было никакого проку, все можно было решить гораздо проще. Тебе просто нравится чувствовать себя тем, кто дергает за незримые нити, превращая людей в послушные куклы. Это пьянит тебя сильнее, чем вино. И в этом твоя слабость, отец. Когда-нибудь ты обязательно встретишь того, кто хитрее, чем ты, и он непременно накажет тебя за твою гордыню.
Сентябрь 640 года.
— Ну, те-с! — важно произнес князь, который развернул первую в этом мире газету. — Что тут у нас?
Он, наконец, получил то, что хотел. Китаец Ли Бань специально для него сделал кофейный сервиз, качество обжарки кофе росло не по дням, а по часам, а горьковатый вкус дикой ягоды неплохо скрывало свежее молоко. Сегодня Самослав чувствовал себя абсолютно счастливым. Он и забыл уже, каково это — быть цивилизованным человеком. Стоило к этому дню идти два десятка лет. Да ему весь мир пришлось на уши поставить, чтобы сегодня получить то, что он имел раньше без каких-либо усилий. Впрочем, оно того стоило.
— «Известия», — усмехнулся он в усы. — Ну, надо же!
Название было броским, незатейливым и прижилось сразу, как родное, еще на этапе сбора материала для первого номера. Пара монахов-расстриг, изгнанных за вольнодумство из бургундских обителей, взялась за дело с яростью настоящих берсерков.
— Государь муж мой, — Мария присела в поклоне. — Я составлю тебе компанию, ты не возражаешь?
— Сама себе наливай, — приглашающе махнул рукой Самослав.
Вообще-то, он возражал, ведь это время принадлежало только ему, но у Марии как-то получалось не мешать ему в такие минуты. Она просто сидела в углу и с задумчивым видом прихлебывала кофе, пытаясь понять, что именно привлекло ее супруга в этом странном напитке. Пока она ответа на свой вопрос не получила. Мода на кофе уже пошла в народ, и почему-то больше всего его оценили священники, служившие всенощную, и гвардейцы, которым предстояло идти в караул.
— Что у нас в передовице? — бурчал себе под нос Самослав. — Премьера сезона — «Воислав и Грета». Автор — Ромуальд из Бургундии?!! Да что за пошлый псевдоним!
— А что в нем пошлого? — удивилась Мария. — Имя как имя. Земли моего отца соседствовали с виллой Ромуальда. Он служил графом в Отёне при короле Теодорихе. Наверное, умер уже.
— Надо будет посмотреть, — буркнул князь. — Должно неплохо получиться.
— Ты в театр хочешь сходить? — несказанно удивилась Мария, которая с облегчением поставила чашку на блюдце. Она еще ни разу не допила свой кофе до конца.
— Молока долей, — кивнул князь на стоявший рядом кувшинчик.
— Да что же ты сразу не сказал, — расстроилась Мария, отхлебывая уже без видимого отвращения. — А я столько мучилась, глотая эту гадость. Так пойдем в театр? Я Людмиле скажу, она от радости в обморок упадет. Кстати, а почему ты решил сходить? Только не говори, что за этим псевдонимом Горан прячется. Тогда и я тоже в обморок упаду.
— Не Горан, — рассеянно сказал князь и перевернул газетный лист. — Расписание скачек? У нас что, скачки начались?
— А ты не знал? — удивилась Мария. — Парни из племени каракул угнали отару овец у племени сабир. Сам знаешь, большого похода давно не было, вот молодежь и бесится со скуки. Удаль ведь надо куда-то деть. Их поймали, крепко побили, а овец отняли. Они за сабли схватились было, но старики остановили. Вовремя вспомнили, что за междоусобицу ты им такую виру пообещал, что придется последние штаны снять. Вот они и вызвали друг друга на состязание. Кто победит, тот получит в награду такую же отару, аргамака и хвалебную песню. По всей степи весть пошла, и остальные ханы сказали, что они ничем не хуже. И тоже всадников выставили. У них в кочевьях своих дураков хватает, которым силушку девать некуда.
— Так это что же, мы до спорта доросли? — задумчиво сказал себе под нос князь и позвонил в колокольчик. — Владыку Григория позовите ко мне!
Владыка прибыл быстро, ведь его дом стоял прямо за воротами княжеского замка. Княгиня из кабинета мужа уходить не стала и налила себе еще одну чашку кофе, щедро плеснув туда молока. Теперь она пила его вдумчиво, и даже с некоторым удовольствием. Впрочем, осталась она не из-за кофе. Она чувствовала немалый шанс прикоснуться к чему-то новому и необычному, что обещало радикальный пересмотр гардероба и приятную панику среди дуреющих от безделья жен нобилей. Нюх у княгини на подобные вещи был просто собачий, и она уже представила себе модель новой шляпки, которой посрамит этих лишенных всяческого вкуса куриц. Жены братиславских богатеев по варварской привычке всё еще продолжали увешиваться золотом, считая это признаком красоты и стиля.
— Звал, княже? — спросил Григорий, плюхаясь в резное кресло. Его статус уже давно был таков, что лишь немногим уступал княжескому, поэтому он мог позволить себе некоторые вольности. Христианство в Словении крепло год от года.
— А скажи мне, владыка, когда последняя Олимпиада была? — оторвался князь от газеты, где на последней странице, в самом низу, ушлые монахи умудрились тиснуть объявление о продаже «ладьи доброй, из единого дерева рубленой, с бортами, насаженными дубовой доской в три пальца толщиной. Недорого!».
— В сто десятом году Эры мучеников, — не задумываясь, ответил Григорий. Это было несложно, ведь многие имперские документы до сих пор датировались несуществующими олимпиадами. — В триста девяносто четвертом, если считать от рождества Господа нашего Иисуса Христа.
Тут Григорий перекрестился, а княгиня последовала его примеру.
— Император Феодосий запретил бесовские игрища, — продолжил он. — Ревностный к вере государь был. Пусть благословенно имя его будет!
— Это не тот Феодосий,
