волынской земле. День за днем все дальше продвигались Владимировы рати по Волыни. Уже занята берестейская земля, а вчера утром стало известно о том, что вражеские рати подобрались вплотную к столице, заняв холмскую землю. И самое обидное, что тот же Холм был взят Владимиром не без предательства перешедших во вражий стан холмских бояр.
Да и в столице с боярами творится что-то неладное, думал Василько, с горькой усмешкой оглядывая сильно опустевшие лавки в гриднице. Появление Владимира в волынских землях сразу выявило всех тех, кто был против Василько, кто за его спиной строил козни и общался с врагами – сейчас лавки этих бояр пустовали. Да и на оставшихся бояр волынский князь не мог положиться в полной мере. Поэтому покидать столицу ни в коем случае нельзя. Ведь самые хитрованы, оставшись в покинутой Василько столице, могут переметнуться к Владимиру, вынеся ему навстречу ключи от города.
«Обложил меня Владимир со всех сторон, словно загнанного волка», – подумал с грустью Василько о своей незадачливой судьбе. Но и полностью раскисать перед присутствующими в гриднице боярами было нельзя, поэтому князь постарался взять себя в руки. Он окинул невеселым взглядом присутствующих здесь бояр и с грустью в голосе, которую так и не смог скрыть, спросил:
– Думу какую думаете, бояре?
– А что тут думать, коли ворог у порога? – тяжеловесно поднялся посадник Савватий Недашич. – Тут сказ короткий – или бить Владимира, или голову пред ним склонить!
– Не совсем твоя правда, Савватий Недашич, – поднялся боярин Касимир Малич. – Замириться попробовать надо с Владимиром.
– Ему не деньги нужны, а наши земля и города, откупиться не выйдет, – авторитетно заявил волынский тысяцкий.
– Ты, Василько Романович, – наш князь, собери с еще подвластной тебе Волыни все силы, а мы завсегда тебе поможем! – угодливо склонился в поклоне боярин Дмитр Мужедрагич.
Но Василько, нервно теребивший ус, этому человеку ни на грош не доверял. «Кот за порог – мышки в пляс» – сказано как будто про Дмитра. Князю было известно, что этот боярин ведет со смоленской боярской братчиной торговлю не первый год, а потому вполне может сдаться, что и князя специально выпроваживает из столицы подальше, чтобы он по всей Волыни воинские силы собирал, а сам, может быть, уже сговорился со своими подельниками столицу Владимиру сдать, кто знает наверняка…
– Выборных от народа надо созвать, пусть свое слово скажут! – вставил свое слово родич Дмитра Мужедрагича, чем окончательно подтвердил все подозрения князя.
– Знаю я, какое они слово скажут, – ответил Савватий Недашич, – предложат идти на поклон к Владимиру! Нет веры в них, что мы устоим. Чернь и так уже из города бежит…
Еще долго стоял в гриднице гул. Бояре азартно спорили друг с другом, размахивали руками, вскакивали, стучали посохами, но к согласию так и не пришли. Пришлось Василько самому подводить итог, точнее продавливать решение.
– Спасибо вам, господа бояре, за совет, – князь, поднявшийся с креслица, поклонился на три стороны. – Слушайте мое последнее слово! Встанем мы все как один супротив Владимира и с Божьей помощью отсидимся за городскими стенами от этой лихой беды! А там, Бог даст, разобьет мой брат Даниил черниговца и подоспеет к нам на помощь! А те бояре, кто надумает по-тихому уехать из Владимира-Волынского и отсидеться в своих вотчинах, пусть пеняют на себя, разберусь со Смоленском и каждому боярину воздам по его заслугам!
Не успел князь распустить бояр, как в гридницу ввалился боярин Яровид, отвечающий за оборону северных, Ковельских, ворот окольного города.
– Княже! – покрытый испариной, раскрасневшийся от бега в полном боевом облачении боярин жадно хватал ртом воздух. – Беда!
Василько подошел к боярину.
– Чего вопишь, боярин? – от неприятного предчувствия по коже Василько пробежал озноб.
– Под стенами смоленская конница объявилась! – выкрикнул князю в лицо Яровид. – Что делать прикажешь, княже?
Василько пристально всмотрелся в боярина, принюхался – вроде трезвый.
– Точно ли?
– Как есть на духу, говорю!
– Седлайте мне коня! – прорычал князь своим конюшим. – Да поживее! Гридни тоже по коням, со мной поедете!
Василько сам, без посторонней помощи, сунул ногу в стремя и умостился на седле как влитой.
Выехав из детинца и шумно проскакав по окольному граду, конная кавалькада остановилась у вала. Князь с увязавшимися с ним гриднями поднялся на башню.
На улице смеркалось, на темной дороге, уходящей на Ковель, светлели желтые пятна – надоспешники, перечеркнутыми черными крестами.
– Вон там и на пригорке тоже – смоляне! – боярин вытянул перед собой руку, указывая на кусты, среди которых показался еще один конный отряд, численностью больше сотни всадников.
У разволновавшегося от этого тревожного зрелища князя мигом перехватило дыхание.
– Все верно, это рати Владимира, – с хорошо уловимыми нотками обреченности в голосе подтвердил Василько.
Не прошло и суток с момента появления около стен войск Владимира, как прямо посреди белого дня за воротами окольного города послышались перемежающиеся, оглушительные громовые раскаты. Эти удары принялись сотрясать деревянные срубные стены, извергая засыпанную в них землю. В городе сразу разразилась паника – народ, в массе своей женщины с детьми, повалил в церкви.
Нервы не выдержали не только у мирных жителей, ополченцы с дружинниками на участках стены, подвергшейся обстрелу, тоже, перепуганные, с матюгами, впопыхах слетали по лестницам с башен и стен, чтобы укрыться от начавшегося страшного и непонятного приступа. Эти два людских потока – гражданских и военных – лицом к лицу сталкивались на площадях, еще более усиливая и без того ужасную сутолоку. Многоголосый гомон, крики, вой и слезы порождали смятение в сердцах даже бывалых воинов.
– Поберегись!!! – закричало множество мужских голосов у ворот.
Чугунное ядро так вдарило по стене, что от неожиданности князь Василько чуть не упал. Не успел он восстановить равновесие, как следом еще одно ядро ударило рядом с заборалом. Во все стороны брызнули обломки, а десяток воинов утонул в пыли.
– Вот они какие, пушки смолян! – охрипшим голосом, с ужасом в глазах не проговорил, а прошептал князь, наблюдая из башни за батареей, окутавшейся в густой дым. Ночью на берегу реки Припяти пушки он не смог разглядеть, а теперь видел, слышал и чувствовал на собственной шкуре результаты их применения.
Удары сыпались один за другим, сотрясая всю стену как при землетрясении. Как успел заметить князь Василько, часть более легких пушек смолян обстреливали стенные заборала. А самые большие пушки целенаправленно били по воротам, но пока не могли добиться прямого попадания. Не успел князь подумать, что надо как-то дополнительно укреплять ворота, как услышал громкий металлический звон, а прямо над ухом раздался возглас его воеводы.
– Княже, глянь-ка! – воевода своим трясущимся, заскорузлым пальцем указывал Василько на выбитые ядром ворота. Князь Василько громко выругался и перевел взгляд на смоленское войско. От него отделился большой пеший отряд и, не нарушая построения, скорым шагом, двинулся
