Тать кивнул. Это был мужик лет тридцати в видавшем виды кафтане. Митрофан вытащил нож, а Тит вынул кляп изо рта разбойника.
— Ты кто такой?
— Вторуша я, из Никулициной слободы.
— Чего в избу к вдове пошёл?
— А то сам не знаешь — за деньгами! Митрофан ногой пнул его в бок:
— Не дерзи!
Разбойник зло глянул на него из-под бровей.
— Кто тебе сказал, что у вдовы деньги есть?
— Не знаю. Со мной товарищ был — он знает. Мишка сделал Титу знак. Тот втолкнул кляп разбойнику в рот и ногой наступил на пах, придавив причинное место. Дёрнулся разбойник, заегозил по земле. На лбу пот выступил, глаза из орбит полезли.
Кляп вытащили. Разбойник тяжело дышал.
— Вопрос повторить?
— Скажу сам, только не мучайте.
— Чудак-человек! Мы тебе вопрос, ты нам — ответ. И никто тебя мучить не будет. Так я слушаю.
— Ватаман наш, Филька Косой направил. К нему десять дён как человек пришёл, шептались они долго. О чём — не слышал я. Только потом они ушли. А как Филька Косой вернулся, так и сказал сразу, что вскорости при больших деньгах будем. Избы сам нам показал. Ну, мы и забрали. Не обманул человек тот, деньги в избах в самом деле были.
— Как человека звали?
— Не знаю, думаю, и ватаман не знает.
— А где твоего Фильку Косого сыскать? Разбойник Вторуша замолчал. Митрофан ему к горлу нож приставил.
— Зарезать?
— Погоди, Митрофан, успеешь.
— Товарищ твой ночью убит, сейчас, небось, его в овраге собаки жрут. Хочешь к нему?
Вторуша отчаянно замотал головой — к своему подельнику он явно не хотел. Одно дело — пытать и грабить слабых, другое — самому оказаться на их месте.
— Ну?
— На спуске к Вятке, за монастырём третий дом — его, Фильки. Сам он на дела не ходит, потому как правого глаза нет — в драке выбили. Людей у него и так хватает.
— И сколько же подручных?
— Кроме нас двоих, ещё шестеро. Митрофан с Титом присвистнули. Большая шайка!
— Все с Филькой твоим живут?
— Нет. Когда сами к нему приходят, когда — он находит.
— Как он выглядит?
— Высокий, худой, правого глаза нет. Очень силён, в каждом сапоге — по ножу.
Михаил сделал знак, Тит заткнул пленнику рот кляпом.
— Ты полежи пока, отдохни, — сказал Михаил, — а я проверю. Если соврал — пожалеешь.
Он отвёл в сторону Митрофана.
— Глаз с него не спускать, чтобы не ушёл да других не предупредил.
Во дворе Михаил остановился.
«Так, надо всё хорошо обдумать. Ниточка к разбойникам есть, и можно справиться самим, допустим — взять ушкуйников и нагрянуть к Фильке Косому. Скажет ватаман, где другие живут, — и их под корень. Не может Филька не сказать. А будет упираться — так железом калёным попытать. Только вот закавыка одна: на улице хватать не будешь — соседи стражу городскую позовут. И если в доме крик услышат — то же самое. Здесь как бы самим в подвал не угодить. Поди отмойся, коли самого в грабеже да злодействе обвинят.
Тогда Вторуше надо обязательно жизнь сохранить. Случись непредвиденное — свидетелем или соучастником будет. А может, пойти к Косте? Он или воинов своих даст или подскажет, как лучше сделать. Опыта-то у меня нет, а дело серьёзное».
Так и решил действовать. Заявился к сотнику домой, поприветствовал старого знакомого с порога.
— О, Михаил! Садись. Что-то на тебе лица нет. Случилось чего?
И Мишка рассказал ему обо всём: и о том, что вдов ограбили, и о засаде, и о пойманном разбойнике, и о Фильке Косом. Посерьёзнел Костя, выслушав.
— Непростое дело. Хорошо, что сам в него не полез. Про Фильку Косого слыхал: головорез отъявленный, по нему верёвка давно плачет. Стражу городскую привлекать не стоит. Сразу вопросы возникнут — что за деньги, откуда… Мы сами справимся. Есть у меня десяток особо доверенных. Они что хочешь сделают, через любую охрану пройдут. Что для них Филька Косой? К вечеру, как смеркаться начнёт, подходи ко мне — решим твою беду.
Мишка ушёл домой, но нервничал: за что ни возьмётся, всё из рук валится. Едва вечера дождался. И — бегом к Косте. А у того в трапезной воинов полно. Одеты, как простолюдины, только у одного из-под ворота рубахи железо блеснуло. «Кольчуга под рубахой-то», — сообразил Мишка.
— Вот он вам покажет, — показал на него Костя. — Живым Фильку спеленать и — ко мне его. Сопротивляться будет — помять немного дозволяю, но тихо!
— Ножи у него в сапогах, и силён, как бык, — предупредил Михаил.
— И не таких пеленали, — фыркнул десятник. Глядя на его фигуру, на пудовые кулаки, Мишка ни на миг не усомнился в том, что так и будет.
Михаил, десятник и трое воинов на телегу уселись, остальные воины сзади двинулись, да не скопом, а поодиночке.
Добрались до места. После монастыря Мишка отсчитал третий дом:
— Вот изба Фильки.
Подвода проехала ещё немного. Десятник, оставив одного воина у лошади, с остальными вернулся к избе.
— Ты здесь покуда подожди! — сказал десятник Михаилу.
Неслышными тенями перемахнули воины через забор. Ждал-ждал Мишка, когда калитку откроют, и дождался. Распахнулась она, и вышел десятник. Крякнул, как утка, дважды. Подъехала телега, из калитки вынесли здоровенный рулон и бросили на подводу.
— Садись! — десятник махнул рукой Михаилу и сам уселся на телегу.
— А Филька как же?
— Да вот он! — хлопнул ладонью по свёрнутому ковру десятник.
Здорово! Всё это время Мишка у калитки простоял, а ни шума, ни вскрика не слышал.
Подвода заехала во двор к Косте. Переодетые воины шустро перенесли ковёр с Филькой в подвал.
— Ты вот что, Михаил, — повернулся к нему Костя, — иди домой, отоспись по-человечески, успокойся. Дальше — уже наша забота.
— У меня разбойник дома, связанный, — его куда?
— С воинами на подводе поедешь, они заберут. И пусть слуги приберутся, чтобы следов никаких не осталось.
— Нет у меня слуг. Да и следов нет.
— Это ты зря! Я о слугах. Сторожа постоянного найми, а лучше двух. Деньги у тебя есть, надо и о безопасности побеспокоиться. И приходи завтра вечером, думаю — тебе будет интересно.
— Ещё как! Надо же узнать, кто Фильку с его шайкой на вдов навёл.
Вышли воины с десятником и деловито уселись на подводу.
— Чего стоишь? Али пешком пойдёшь? Михаил пристроился на повозке сбоку — дорогу к дому показывал. На стук подъехавшей телеги выскочили Митрофан и Тит. Михаил соскочил с телеги и встал рядом. Воины узнали старых служак, поздоровались уважительно, по плечам их похлопали, один даже обнялся с Митрофаном.
— Давно я тебя не видел, думал — на завалинке сидишь, кости под солнышком греешь, а ты, оказывается, при деле.
