Затребованные канцелярские принадлежности доставил, почему–то, один из постельничих сторожей. Отдал хозяину дома, одновременно скользнув по горенке быстрым взглядом, уважительно поклонился и исчез — а боярин с нарастающим удивлением смотрел, как четвертушка бумажного листа покрывается непонятными знаками. Впрочем?.. Напрягая в легком сумраке комнаты свое немного сдавшее зрение, он все же смог разобрать закорючки латыни — а за его спиной в приоткрытую дверь тихонечко просачивались ближние домочадцы.
— Эти травы можно купить у царского аптекаря Аренда Клаузенда. Понадобятся через три дня…
Влетевшая с кувшином горячего молока и небольшой чарочкой, служанка буквально светилась от надежды — на то, что хозяйка встанет и будет жить.
— Готово, царевич–батюшка!..
«Определенно, это новое слово в титуловании членов царской семьи. Или старое, но хорошо забытое?».
Приняв полную до краев чарочку, он проверил, достаточно ли пригодно молоко для питья, и трижды перекрестился на иконы.
— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое…
Перекрестив и чарку, он поднес ее к губам боярыни, а догадливая служанка тут же приподняла голову своей госпожи.
— До дна.
Подождав, пока кончится молоко, Дмитрий положил руки на живот хозяйке терема и прикрыл глаза. Минута, другая, а потом слегка порозовевшая и отчетливо налившаяся жизнью Анастасия Дмитриевна удивленно пожаловалась:
— В нутрях словно бы печет!?..
Десятилетний мальчик слабо улыбнулся и обнадеживающе заметил:
— Не болит только у мертвых.
Еще минут через пять он убрал руки с живота, встал, и немного потянулся:
— А теперь все прочь, кроме тебя.
Дернувшаяся было на выход личная служанка боярыни осталась на месте. Как, впрочем, и сам боярин Захарьин.
— Что именно тебе непонятно в моих словах, Василий Михайлович?
Явно прикусив язык, чтобы не сказать чего–нибудь лишнего, хозяин дома покорно ушел отводить душу на скопившейся за дверью челяди — а наследник поправил сбившийся рукав своего кафтана и заметил:
— Сейчас молоко пойдет наружу. Это хорошо, потому что в него я вытянул яд. Вернее, часть яда. Может вернуться дурнота, но уже к вечеру тебе полегчает… Завтра я вновь навещу тебя.
Увидев, что ее целитель собрался уходить, боярыня Захарьина с усилием сглотнула, и слабо шевельнулась:
— Спаси тебя Бог, Димитрий Иванович!..
Оставив в горенке сотрясающуюся в спазмах тошноты хозяйку и ее служанку, что–то тихо причитающую с бадейкой наготове, царевич вышел за дверь, и тут же ее прикрыл, прямо перед посунувшимся было войти Василием Михайловичем — вовремя, потому что даже через толстую створку донеслись весьма характерные звуки.
— Не стоит смущать ее своим присутствием, ей и без того плохо.
Более не задерживаясь, наследник зашагал на выход, старательно сохраняя на лице легкую отстраненность, «не замечая» шепотков и взглядов дворни, а так же топота дворцовой стражи впереди и позади… Душа Дмитрия буквально пела от радости: во–первых, лечить ему НРАВИЛОСЬ. Во–вторых, его наконец–то начали отпускать «погулять» за пределы кремлевской стены.
«Ну и в-третьих — после сегодняшнего представления пойдет такая волна слухов, что мало никому не покажется!».
Определенно, месяц февраль года семь тысяч семьдесят первого от Сотворения мира он прожил не зря…
Нарядно и дорого одетый мальчик и маленькая девочка, из–за многочисленных ленточек и вышивок на платьице более всего похожая на куклу, сидели на полу. Он опирался спиной на небольшую, целиком покрытую простенькими изразцами печь, наполняющую светлицу мягким теплом, а она, немного поерзав на тонком ковре, в конце концов, перебралась к нему на колени. Устроившись поудобнее и немного откинувшись назад, девочка положила руки на обложку большой книги, чьи листы были обильно изукрашены затейливыми рисунками. Страницы тут же перелистнули…
— Какую сказку будем читать сегодня?
— Эту!
— Конек–горбунок? Ну что ж, давай.
Чуть изменив положение спины, мальчик начал тихий речитатив:
— За горами, за лесами, за широкими морями, не на небе — на земле, жил старик в одном селе. Ста… Ой, Дуня, что–то я не могу разобрать слово. Давай вместе?
Шестилетняя царевна Евдокия, неуверенно нахмурившись, все же кивнула, по–прежнему цепко держа в руках подарок братика.
— У ста?..
— Ста–ли–ниш–ки. Нет! Сталинушки. Плавильно, да?
— Почти, вот эта буквица — рцы. Представь, что ты настоящая львица, сильная, грозная, а еще большая и очень страшная. Ну–ка, зарычи!..
— Ррлр–ры!!!
— Ух, я даже немножко испугался! Нет, ты уж меня так больше не стращай, ладно?
— Ага.
— Теперь давай прочтем как надо.
— У стар–ринушки тли сына. Рр–ры! У старинушки три сына: старший умный был детина. Следний сын и так и сяк. Ср–редний! Младший вовсе был дурак.
Захихикав, девочка с явным удовольствием, и очень чисто повторила:
— Дуррак!!!
— Братья сеяли пшеницу, да возили в град–столицу: знать, столица та была, недалече от села. Там пшеницу продавали, деньги счетом принимали… А ты ведь у меня тоже считать умеешь? Сколько будет, если к вот этому прибавить вот столько?
Мимоходом поглядев на загнутые пальцы брата, царевна уверенно определила:
— Семь.
— А так?
— Девять.
— Ты моя умница!
Без всякого стеснения чмокнув порозовевшую от похвалы сестру в пухленькую щечку, наследник продолжил сказку, время от времени прося Евдокию о помощи — то слово не мог разобрать, в счете путался, или еще какая напасть приключалась. Но совместными усилиями они все же ее дочитали — примерно до половины. Затем девочка немного развлеклась тем, что сплела толстую косу из его гривы, а он, в благодарность, надел ей на руку небольшой браслет, набранный из крупных «чешуек» янтаря. И не только надел, но и долго что–то шептал на маленькое ушко. Потом Дуня вспомнила, что они так и не узнали, чем кончилась сказка…
— Уснула?
Заметив, как затихли детские голоса, и выждав некоторое время, в светлицу тихонечко зашла верховая челядинка малолетней царевны — все они, мамки, няньки, мовницы и прочая дворня, набившаяся в соседнюю горницу, вместе со своей шестилетней подопечной жадно внимали былине о Коньке–горбунке и его незадачливом хозяине. Придумщиком царевич Димитрий оказался таким знатным, что как начинал сказывать свои небывальщины, все заслушивались, и стар, и млад!
— Вот и славно.
Неслышно ступая, служанка приблизилась и подняла с пола тяжелую книгу, в очередной раз удивляясь, насколько же легко и без малейшей натуги подхватил на руки спящую сестру десятилетний наследник. Положила «Сказки» на специальную подставочку, и заторопилась вперед, предупредительно открывая и придерживая все дверки и занавески, преграждающие синеглазому отроку дорогу до Опочивальни царевны Евдокии.