Алиенора невольно вспомнила это, шагая по коридору, и по телу ее пробежала предательская дрожь – она впервые принимала столько гостей в роли полноправной хозяйки. Перед дверью она остановилась, переводя дух, а затем решительно шагнула в проем, открытый услужливым мажордомом.
При ее появлении рыцари, сидевшие в ряд за длинным столом, дружно встали. Шествуя в сопровождении Берты к стулу с высокой спинкой (раньше на нем сиживал барон, а сейчас оно по праву принадлежало владелице Азни), Алиеонора успела разглядеть всех. Роджера и безрукого Ги за столом не оказалось – видать по всему, еще не оправились от ран.
Мажордом по очереди представил гостей. Козма и Иоаким были одеты в атласные сарацинские халаты. За кушаками виднелись богато отделанные серебром и камнями рукоятки ножей – очевидно, взяли из последней добычи. Иоакиму халат оказался короток – всего до колен. Выглядел он в нем забавно, вдобавок белая кожа на месте сбритой бороды – Алиенора едва не рассмеялась. Сдержавшись, она церемонно ответила на поклон забавного гостя. Тот, выпрямившись, непочтительно уставился на хозяйку, разглядывая ее с нескрываемым интересом.
– Какого ты рода, рыцарь? – надменно спросила Алиенора, пряча за холодностью смущение.
– Высокого, госпожа! – ответил за Иоакима Козма. Голос его оказался густым, сочным. – Его предки командовали большим войском.
– Он граф, барон, виконт?
– Прадед Иоакима был пожалован титулом князя, так что Иоаким – князь.
– А ты, рыцарь?
– У меня нет титулов, госпожа.
– Мой друг ведет род от немого рыцаря по прозвище Пчела, жившего в Провансе восемьсот лет назад, – вмешался Иоаким. – Тот рыцарь отважно сражался с врагами веры, немилосердно жаля их, за что и получил свое прозвище.
"Разве восемьсот лет назад был Прованс?" – хотела спросить Алиенора, но сдержалась. Монахи учили ее истории, она смутно помнила, что в четвертом веке от рождества Христова на землях нынешних Прованса, Франции и Аквитании вроде была Галлия, но помнила это нетвердо. А показаться невежественной ей не хотелось. Алиенора сделала жест, приглашая гостей к столу.
Случайно или нет, но ее место оказалось между двумя чужеземцами: по правую руку оказался Иоаким, по левую – Козма. На Рено, севшего по левую руку от Козмы, Алиенора не обратила внимания, на туркопола, выпучившего глаза при ее появлении, едва глянула.
Иоаким, остановив метнувшегося слугу, галантно отодвинул тяжелый стул, помогая Алиеноре сесть. Подлетел виночерпий с серебряным кувшином, Иоаким отобрал его и сам наполнил кубок хозяйки. От такого внимания Алиенора зарделась.
– Благодарю вас, рыцари, за то, что почтили вниманием бедную вдову, – сказала она, преодолевая смущение. – Я рада приветствовать в Азни храбрых победителей сарацин. Ваше здоровье!
Алиенора подняла тяжелый кубок. Гости последовали ее примеру. Алиенора отхлебнула густого, пряного от специй вина, и поставила кубок на стол. Слуга метнулся к ней, но Иоаким вновь опередил его: подцепил ножом с огромного блюда кусок зажаренного барана и вывалил ей на блюдо.
– Рыцарь, я вдова, но слуги у меня есть! – сказала Алиенора недовольно.
– Прости, госпожа, если обидел, – поклонился Иоаким, – но по обычаям моей страны, рыцарь, что сидит справа от дамы, обязан ей прислуживать: наливать вино, подавать еду, выполнять иные желания.
– Любые? – сощурилась Алиенора.
– Любые! – подтвердил Иоаким, пристально глядя ей в глаза.
Алиенора хотела ответить шуткой, но явственно прочла в устремленном на нее взоре, каких желаний рыцарь ждет. Почувствовала, что краснеет. Машинально окунув пальцы в чашу для омовения, она стала отщипывать кусочки жареной баранины, отправляя их в рот. Гости последовали ее примеру. Некоторое время за столом было слышно лишь чавканье и хруст разгрызаемых костей. Оправившись от смущения, Алиенора глянула на Берту, и та сообразила – махнула платком. Стелла, сидевшая на скамье в углу, тронула струны саза. Сладкая, медленная музыка тихо зазвучала в трапезной, создавая приятный фон обеду.
– Здоровы ли гости? – спросила Алиенора, вспомнив о своих обязанностях хозяйки. – Здоровы ли ваши кони и ваши слуги?
Иоаким хотел что-то сказать, но Козма опередил его.
– Те, кто не ранен, здоровы, – ответил, склоняя голову.
– Раненым оказали помощь, слуг и коней накормили? – еще раз осведомилась Алиенора.
– Да, благодарю, – еще раз поклонился Козма.
Алиенора протянула руку к кубку, и Иоаким тут же расторопно плеснул из кувшина. Баронесса покосилась, но промолчала. Виночерпий наполнил кубки гостей. Иоаким взял свой и встал.
– Хочу выпить за здоровье хозяйки этого замка, – сказал он, медленно выговаривая латинские слова и не обращая внимания на укоризненные взоры Козмы. – Мы прибыли сюда после долгого и тяжелого перехода. Мы изнемогли. Среди нас были раненые. Мы нуждались в отдыхе и пище. В замке нас приняли, как родных. Предоставили кров, вино и провизию. Омыли и перевязали наши раны, утешили ласковым словом. По пути сюда мы много слышали милосердии баронессы от воинов Азни, но теперь, когда увидали ее воочию, поняли: это ангел божий! Который сошел с небес, чтобы утешить сердца рыцарей, ожесточившиеся в кровавых битвах, отереть кровь и слезы с их обожженных солнцем лиц…
Алиенора вновь ощутила, что краснеет. Она хотела остановить рыцаря, рассыпавшегося в славословии, но смогла. Слова Иоакима словно окутывали ее ласковым и нежным коконом, ей было невыразимо приятно – до томления в крови. Она не видела, как Козма делает Иоакиму знаки, укоризненно качая головой, не видела нахмуренного лица Рено и прищурившихся глаз Сеифа. Она не заметила, как умолкла музыка. Все душой Алиенора желала одного: слушать! И рыцарь потакал ее желанию, словно выполняя данное недавно обещание.
– По обычаю нашей земли за дам нужно пить стоя, – завершил Иоаким свою прочувственную речь. – Приглашаю рыцарей присоединиться!
Козма, вздохнув, встал. Заскрипели отодвигаемые стулья других гостей. Иоаким лихо осушил кубок, ловко подхватил ручку Алиеноры и приложился. Рено слева от Козмы скрипнул зубами. Иоаким же, как ни в чем ни бывало, шлепнулся на стул и придвинул к себе блюдо с зажаренным целиком гусем. Алиенора воспользовалась случаем.
– Он всегда такой галантный? – шепнула, склонившись к Козме.
– В зависимости от количества выпитого, – пояснил тот. – Перед обедом он успел хватить сикера из ваших подвалов, так что сейчас на вершине вдохновения. Скоро он захочет танцевать и петь. Танцует он хорошо, но петь запретите! Это пытка! Явите милосердие, о котором так красиво говорил мой друг!
Козма сказал это громко. Иоаким повернулся и замычал, пытаясь говорить с плотно набитым ртом. Козма в ответ показал кулак. Иоаким скорчил гримасу, и Алиенора, не сдержавшись, прыснула. Обед продолжился. Кубки наполнялись и опорожнялись, красный цвет вина постепенно перетекал в лица гостей, скоро и Алиенора почувствовала, что щеки ее пылают. Острые ножи вонзались в зажаренные до коричневой корочки бока баранов и гусей, с хрустом рассекали кости. Прозрачный мясной сок тек по рукам и лицам, каплями повисал на бородах и голых подбородках. Срываясь, капли падали на скатерть, теряясь среди обглоданных костей. Слуги, подносившие кушанья, уже не выходили из зала; столпившись у дверей, с жадным вниманием наблюдали за пиршеством в предвкушении богатых остатков. Как-то незаметно появился Ярукташ; протолкавшись через толпу слуг, он сел у дверей, поджав ноги.
