– Держи ужо… – дядька протянул ему какую-то бумагу с печатью. – Других документов у меня нет, извиняй…
– А у него? – ткнул рукой Немков в мою сторону.
– Щас, вот он так в лес, да за дровами, с документами и поперся! Дома они у него, в Нефедьево это, аккурат верст семьдесят, ежели напрямки лесом идти.
Бывший бухгалтер подскочил к Вилли и что-то прошептал ему на ухо.
– Больной? Чем он болен? Это не тиф?
– Нет-нет, господин солдат! Тифа у нас в деревне нет! Он не может ходить…
– Да? По-моему, так он просто симулянт…Сейчас я его вылечу…
Он подскочил ко мне и сдернул на пол одеяло.
– Встать! Быстро!
Я с удивлением на него посмотрел. В принципе, угрохать я его мог, вилка лежала под одеялом у правой руки. Удар в висок – и кранты! Перехвачу его карабин и второму тоже карачун. А потом что? А потом плохо… Уйти на смогу, значит, амбец дядьке, да и всей деревне кисло будет.
– Он хочет, чтобы вы встали! – прошептал мне Немков.
– Интересно, как я смогу это сделать? У меня же ноги не ходят!
– Ну, хоть пошевелитесь! Не лежите бревном!
– Да не могу я!
– Что он там бормочет? – немец терял терпение. – Он что – не хочет встать? Ну, так ляжет, причем окончательно!
Он оттолкнул Немкова и вскинул карабин.
– Скажите ему, что если не встанет, то я его убью!
А ведь и выстрелит, с него станется. Вон, глаза какие бешеные. Черт… не доброшу я отсюда вилку, веса в ней недостаточно. Максимум, что сделаю, так это синяк набью. Эх, дядька Хрисанф, не вовремя ты мой наган заныкал!
Солдат лязгнул затвором.
Утюг?
Далеко… не достать…
Кружкой?
Легкая, толку с нее чуть.
Вилкой кидать?
А потом они застрелят дядьку Хрисанфа, спалят дом. И пройдутся по деревне частым гребнем… И выйдет так, что это я спровоцировал их на эти действия. Нет, не будем кидать. И эффект почти нулевой, и на сельчанах потом немцы отыграются. Так что же, попросту помереть? Или снова сыграть в старую, еще с 1941 года игру?
Бзынь!
Выпавшая из Анькиных рук крынка с молоком долбанулась об пол…
И правый бок немца окрасился в белый цвет!
– Черт!
Он внезапно подпрыгнул на месте и, бросив карабин, стал отряхивать свой мундир. Немков кинулся ему на помощь, подхватив с печки полотенце.
– Отто!
– Чего тебе? – раздался голос со двора.
– Какого дьявола ты пропустил сюда эту девку?!
– Был приказ – никого не выпускать. Про входящих ничего не говорилось. Да и потом, я же ее проверил. У нее ничего нет, кроме горшка с молоком.
– Все это молоко теперь у меня на кителе и брюках!
– Ну а я-то тут при чем?
Продолжая ругать своего коллегу, Вилли вышел во двор. Хохочущий Гельмут тащил за ним его карабин. Немков выскочил следом, бросив мокрое полотенце на пол.
Окаменевшая Анька прижалась спиной к простенку и не сводила с меня испуганных глаз.
– Фу-у…пронесло…- дядька Хрисанф наклонился и поставил в угол топор, который он незаметно для всех держал за спиной.
– Так вы его собирались…
– Ну да! По кумполу и все тут.
– А… остальные?
– И они бы не ушли. Тесно в избе, с винтовкой не больно развернешься, а вот с топором…
– Вставать скорее мне надо…
– Скоро уже, не беги вперед паровоза…
– Спасибо тебе, – повернулся я к Аньке. – Если б не ты, со своим молоком… даже и не знаю, что бы тут произошло…
Она отклеилась от стены и подошла ко мне. Внезапно ноги ее подкосились и она упала на колени, уткнувшись лицом в мое одеяло. Плечи ее затряслись от рыданий.
– Он же… он же вас убить хотел!
– Ну, не убил же…
– Как вы… так вот сидели и… и… ничего не делали?
– Я мог бы ударить его, ну вот этой вилкой, например… Но тогда бы они убили дядьку Хрисанфа, по деревне пошли бы…
– Все равно… так нельзя же ведь…
Дядька подошел к ней и присел. Рука его погладила Аньку по затылку.
– Ладно тебе сырость-то тут разводить… Обошлось, ну и слава Богу…
– Разрешите войти, товарищ полковник?
– Входи, майор, присаживайся. Что долго так добирались-то? Я уж все жданки съел!
– Колесо в машине пробило. Пока снимали, пока чинили… Вот час незаметно и пролетел…
– Незаметно… Это для вас, молодых, время незаметно летит. А я каждый час неизвестности всем сердцем чувствую. Ладно, об этом в другой раз поговорим. Рапорт я твой читал, мне его курьер сразу же после вашего приземления и привез. Так что пока вы там разгружались да собирались, я уже все посмотреть сумел. Скажу сразу, сделали вы все, что могли и даже чуть больше. Претензий, несмотря на то, что основную часть задания вы так и не выполнили, у меня к тебе нет. Учитывая того, кто вам там противостоял, удивительно, что вы вообще назад вырвались. Думаю, что руководство мою точку зрения поддержит. Теперь давай, Виктор, рассказывай мне о том, чего ты в рапорте не написал. Я тебя уже не первый год знаю – того, что не проверено, в документе отражено не будет. Ведь так?
– Так, Михаил Николаевич. Сами же меня этому и учили.
– Не скромничай. И талантов своих не преуменьшай. Ты и сам – тот еще подарок и до меня был… давай, как сыщики из МУРа говорят, колись!
– Даже и не знаю, Михаил Николаевич, с чего начинать…
– Вот с начала и давай.
– Если честно, товарищ полковник, то я вообще не понимаю, как мы в зону вошли.
– То есть?
– А то, товарищ полковник, что охрану там ставили далеко не дилетанты. Один тот факт, что немцы даже окопов не рыли, а сразу в готовые сели, вам ничего не говорит? То, что линии связи заранее проложены были, провода кое-где уже и травой заросли, как вам? То, что все эти позиции заранее были немцами подготовлены и вовсе не для случая с Леоновым? Да и ставили охрану там уж точно не вчерашние школьники.
– Ну, майор, твоих ребят тоже школьниками назвать нельзя.
– Согласен. Только вот, товарищ полковник, что я скажу. Если бы немцы не хотели нас внутрь пропустить, то и не пропустили бы.
– Так… продолжай…
– У меня вообще впечатление сложилось, что охрана эта имела своей целью не предотвращение проникновения кого бы то ни было в зону, а воспрепятствование его уходу оттуда. Ведь даже сектора стрельбы были расчищены для стрельбы вовнутрь охраняемого периметра, а не наружу!
– И что из этого следует?
– Нас там ждали, товарищ полковник.
Чернов резко встал из-за стола. Поднялся со стула и майор Гальченко. Жестом руки приказав ему сесть, полковник зашагал по кабинету.
– Ты хоть представляешь, майор, что ты мне сейчас сказал? Как ты думаешь, сколько народу знало о факте выброски вашей группы?
