— Открывать? — спросил он меня. Я кивнул. Люпин снова махнул палочкой, дверь распахнулась… и ничего не произошло. На всякий случай я сделал шаг вперед, однако боггарт все еще ни в кого не превращался.
— Такое иногда бывает… — начал Люпин, и тут из темноты шкафа кто-то показался.
Это был старик с грязными седыми волосами и спутанной седой бородой, в которой застряли кусочки пищи. На нем были испачканные мешковатые брюки и такая же грязная синяя холщовая куртка. Вся его рубашка с расстегнутым воротом была залита темной, почти черной кровью. В руке старик сжимал кривую палку.
Боггарт посмотрел на меня из-под грязных косм и неверным шагом направился в мою сторону.
В первую секунду я даже не понял, кто это. Какой-то старый хрыч… и это мой боггарт? Но от взгляда его светлых, водянистых глаз во мне шевельнулись неуловимые воспоминания, давно позабытые эмоции. Боггарт был уже на расстоянии вытянутой руки, когда я, наконец, его вспомнил.
Невольно я отшатнулся назад и наткнулся на стоящего рядом Люпина. Казалось, он тоже пребывал в недоумении. Ледяной страх сковал мое сердце; я даже не пытался колдовать. За меня это сделал профессор. Видя мою реакцию, он не слишком уверенно направил на боггарта палочку.
Я схватил его за руку:
— Нет! Нельзя!
Боггарт подошел ко мне едва ли не вплотную и остановился. Я весь дрожал — воспоминания, которые мне в свое время удалось спрятать на самое дно памяти и, казалось, избавиться навсегда, всплыли вновь, такие же яркие и отчетливые. Мне нужно было преодолеть это, перестать бояться… Но Люпин все же махнул палочкой, и вместо старика передо мной завис серебристый шар с темными пятнами. Шар влетел в шкаф, и дверца за ним захлопнулась.
— Неужели Ди боится стариков? — донесся до меня презрительный голос Малфоя, однако никто не засмеялся.
— Хорошо, — сказал профессор Люпин и обернулся к классу. — На этом наш урок закончен. К следующему занятию прочитайте главу в учебнике, где рассказывается о боггартах — это самая первая глава, — и мы напишем по ней маленький тест.
— У-у-у, — раздалось недовольное ворчание, какое обычно бывает при выдаче любого, даже самого элементарного домашнего задания. Все засобирались, заговорили, обсуждая увиденных боггартов, задвигали стульями и потянулись к выходу. Я тоже направился к двери, но Люпин меня остановил.
— Задержись ненадолго, — сказал он, положив руку мне на плечо. И в ту секунду, как он меня коснулся, я вдруг понял, на что был похож его боггарт.
Когда учительская опустела, Люпин сел на один из стульев.
— Я не хочу об этом говорить, — тут же произнес я.
— Ты ведь Линг? — спросил Люпин, не обратив на мои слова внимания. — Присядь пожалуйста. Профессор Снейп мне немного рассказывал о тебе.
В недоумении я положил рюкзак обратно на пол и уселся напротив Люпина. Он был довольно молод, но в его жестких, густых волосах проглядывали седые пряди, а на лбу и на щеках пролегли ранние морщины. Залатанная мантия была тонкой из-за старости и кое-где прожжена. Мне стало немного неловко за свои новые джинсы и кроссовки, но потом я решил, что это глупо.
— Конечно, говорить или не говорить о том, что сейчас произошло — твое право, — мягко продолжил Люпин, — поэтому просто выслушай меня, а там сам решишь, как поступить. Думаю, ты заметил, что боггарты твоих ровесников представлены абстрактными существами — собаки, многоножки, зубастые клоуны, мертвецы… Твой же боггарт оказался вполне конкретным человеком, которого ты когда-то знал. Я сомневаюсь, что ты боишься абстрактных окровавленных стариков…
Я поджал губы.
— Поначалу мне показалось, что у тебя просто нет боггарта — такое случается на некоторых жизненных этапах, — сказал Люпин. — Но он… — профессор кивнул на шкаф, — не найдя ничего в сознании, пошел глубже и отыскал твой старый страх. Я прав?
— Вы правы, — ответил я, — но я все равно не хочу это обсуждать.
— Я не уговариваю тебя, — Люпин покачал головой. — Но поскольку в свое время ты постарался об этом забыть, значит, для тебя это было очень тяжелым воспоминанием. И теперь оно вернулось. Лет тебе наверняка больше, чем тогда, так что забыть это вряд ли получится. Подумай — возможно, имеет смысл обсудить с кем-нибудь то, что тогда произошло?
Он напомнил мне нашего интернатского психолога, которая в свое время такими вот задушевными беседами пыталась вытянуть из меня признание, будто я слышу голоса и мечтаю причинить кому-нибудь физический вред. Но в чем-то Люпин был прав: в то время мне было девять, а сейчас — почти четырнадцать. Тогда я был уличной шпаной, а сейчас я ученик школы волшебства и чародейства. И забыть это действительно не получится.
Видя, что я задумался, Люпин продолжил ненавязчиво гнуть свою линию:
— Есть такие вещи, память о которых невозможно изгнать одной лишь силой воли. Их надо, что называется, прожить заново и принять как данность. И хорошо, если рядом окажется кто-то, кто поможет тебе пройти через этот процесс, иначе травма, которую тебе нанесли, превратится в нечто значительно более страшное, чем просто пугающее воспоминание.
Я поднял голову и посмотрел ему в глаза:
— Спасибо, что вы хотите мне помочь, сэр, но я справлюсь сам. Впрочем… — я немного помолчал, — если можно, я бы хотел как-нибудь еще потренироваться с этим боггартом. Может, вы его пока не будете выпускать?
Люпин медленно кивнул:
— Хорошо, Линг, я не буду его выпускать. Приходи в это воскресенье, если ты так хочешь; после завтрака я буду ждать тебя здесь. Но обычно это не помогает.
— Что — "это"?
— Не ты первый считаешь, что, глядя в лицо страху, сможешь его преодолеть, перестать бояться. Иногда даже кажется, что это получилось… — На лице Люпина промелькнула тень. — Но в следующий раз все повторяется вновь. Оказывает, страх никуда не делся. Не стоит себя обманывать — вряд ли боггарт поможет тебе справиться с этим воспоминанием.
Я молча смотрел на него и впервые в жизни испытал нечто, похожее на искреннее сочувствие. Мне никогда никого не было жаль по-настоящему: жалость казалась унизительной, как для того, кто ее испытывает, так и для того, кого жалеют. Но сейчас я так не думал. Мне хотелось сказать Люпину что-нибудь хорошее, но я не знал слов утешения, а если и знал, то вряд ли смог бы произнести их убедительно. Поэтому я сказал нечто другое.
— Малфой, — проговорил я, — просто дурак.
Краска сбежала с лица Люпина так стремительно, что я похолодел — вдруг он сейчас потеряет сознание, или у него случится сердечный приступ? Но профессор, как и тогда, при виде боггарта Малфоя, быстро взял себя в руки и только глубоко вздохнул.
