— Вот уж это у вас при всем желании не получится, — заверил я собеседника, — но вообще-то имелось в виду нечто иное. Вы выросли и сформировались в России, то есть в условиях почти полного отсутствия демократии. А в ней есть и привлекательные стороны. Кроме того, немало и кажущихся таковыми.
— Ой, — всплеснул руками Альперович, — вот только не надо мне говорить про это неприличное слово. Я его постоянно слышу от своих деловых партнеров, привык уже. Но, значит, ваши сомнения связаны с возможным принятием мной западных ценностей?
Я кивнул.
— Так это же не мгновенный процесс. И я вам даю слово, что если он начнется, я тут же вернусь в Россию, чтобы сказать вам, в чем вы не правы. И даже не буду требовать обещаний, что вы меня за это не посадите, потому как и сам знаю — ничего подобного не будет. По рукам?
— По рукам, — согласился я.
Перед отъездом в Боровск Самохвалов, как и обещал, зашел ко мне пообедать.
— Здравствуйте, Саша, рад вас видеть, садитесь, — приветствовал я его.
— Ой, и таки где вы здесь видите какого-то Сашу? — с явственным израильским акцентом изумился гость. — К вам со всем почтением пришел бедный еврей Моисей Давидович Альперович!
— То есть как бедный?
— По сравнению с вами — очень. У вас же сейчас пятьдесят четыре миллиона?
— А хрен его знает, — честно ответил я.
— Именно пятьдесят четыре. А у меня всего пятьдесят один по официальным данным. Но ведь богатство не в цифрах, которые существуют в основном для налоговой службы и репортеров, а в суммах, которыми человек может оперировать. Здесь же разница между нами куда существенней. И чтобы она не стала еще больше, давайте прямо сейчас уточним нашу линию относительно Огденского горнопромышленного банка.
Спустя полтора месяца отпуск летчика-испытателя Александра Самохвалова закончился, и он отбыл продолжать свою службу. В Боровске остались его жена Лидия Ивановна с сыном Максимом. Полицмейстер был предупрежден — если с ними случится хоть какая-нибудь неприятность, то ему лучше сразу повеситься, пока за ним не пришли. Впрочем, дополнительные хлопоты были компенсированы двухсотпроцентной надбавкой к жалованью. Кроме того, полицмейстер был отнюдь не дураком и сразу понял, что это шанс из тех, которые в его возрасте и в таком месте службы, как Боровск, уже почти и не выпадают, так что он был настроен со всем рвением выполнять указания из секретариата государственного канцлера.
А через две недели Татьяна начала свой текущий доклад словами:
— Шеф, если есть желание, можете начинать скорбеть о безвременно усопшем господине Варбурге.
— И что же именно с ним стряслось, вроде он был и не очень старый?
— Загрыз его кто-то, — флегматично просветила меня директриса ДОМа. — Один свидетель говорит — собака, а другой утверждает, что дьявол. Следствие пока склоняется в пользу версии, что это был какой-то аналог Баскервильской псины, описанной у Конан-Дойля.
— Ох, ужасы-то какие в Америке творятся, — сокрушенно вздохнул я, — вот оно, господство капитала, до чего доводит-то. А что с собачкой стало, не расскажете?
— Эвакуация прошла штатно, — пожала плечами Танечка. — А вы что подумали? Вот уж нет, Черныш — это же гордость нашего питомника! Наверняка вы о нем еще услышите. И разменивать такие кадры на каких-то Варбургов было бы непростительным расточительством.
Если кто помнит, в первой половине девятнадцатого века декабристы разбудили Герцена. Едва продрав глаза, разбуженный ринулся на Запад за деньгами. Обретя искомое, причем в очень немалых количествах, он наконец успокоился, осел в Ницце и занялся тем, за что, собственно, ему и заплатили, то есть принялся поливать грязью свою бывшую родину. Это была простая, хоть и высокооплачиваемая работа. Во-первых, неискушенное в демагогии общество с восторгом принимало его не очень талантливо, а временами просто халтурно сочиненные агитки, так что, никуда не денешься, имелся определенный результат от его трудов. А вот особой опасности лично для него они не представляли. Ну не было тогда ни Меркадеров с ледорубами, ни Таниных девочек с очень специфическими навыками, ни собачек по кличке Черныш. Правда, англичане и задолго до того вовсю практиковали схожие методы, но ведь Александр Иванович работал на них, а не против. А Россия подобные способы увещевания начала применять только при его величестве Георгии Первом.
То есть, еще раз повторяю, деятельность Герцена была просто работой. Но вот то, что творили его современные духовные наследники, меня иногда так и тянуло обозвать подвигом.
Начнем с того, что те объемы финансирования, которые были у Александра Ивановича или позднее у большевиков примерно до восьмого года, сейчас вспоминались как волшебная сказка. То есть Запад разуверился в возможностях сбежавших из России диссидентов, и им теперь перепадали какие-то крохи. Более того, и подпитка внутренних партий резко сократилась, потому как благотворители уже начали помаленьку понимать, что большая часть этих средств очень быстро оказывается в бюджете государственного канцлера. То есть сейчас борцы-эмигранты жили, мягко говоря, ну очень скромно. Да и с результативностью их труда тоже имелись серьезные проблемы, так что их поведение вполне можно было определить словом «самоотверженность». Например, вы могли бы за сущие копейки набрать полный рот дерьма, тщательно пережевать его и плюнуть в сторону России, прекрасно зная, что все равно не долетит? Вот-вот, для такого нужен совершенно определенный склад характера, которым обладает далеко не каждый.
Правда, большевики, которые теперь назывались ВКП(б), от недостатка средств совершено не страдали, по поводу чего анархисты уже не раз высказывались на тему — как следует понимать последнюю букву их названия, заключенную в скобки.
Сразу после войны Ильич с компанией были поставлены в известность, что в настоящий момент слабыми звеньями в цепи империализма являются Индия, Мексика и Куба, а кандидатами в них — собственно Англия и в какой-то мере Канада. В случае несогласия с этим постулатом партии предлагалось жить исключительно на членские взносы и помнить, что отменить вероятность летально поскользнуться на ближайшей лестнице пока ни у кого не получилось. Они сделали правильный вывод, и теперь господин Сталин помимо председательства в Конституционном суде еще и финансировал партию, в которой он, кстати, до сих пор формально состоял. Ибо не было ни его заявления о выходе, ни решения самой партии об исключении из рядов. Но большевики — это отдельный вопрос, а вот остальная часть антироссийской эмиграции за последнее время как-то сильно измельчала и за редкими исключениями примолкла. Не то чтобы мне стало скучно без их истошного воя, но ведь закон сохранения никуда не делся. И, получается, если у сегодняшних диссидентов средств стало значительно меньше, то это означает появление каких-то других личностей, у которых их стало больше. Но вот кто это такие, пока однозначно выяснить не удалось.
