– Подхожу я, значит, к Джеку Флеку и говорю: «Давай меняться – и девушками, и провизией». Провизия-то не так важна была, но я знал, как он будет бедную девушку третировать. Он, недолго думая, согласился, и мы расселись за столики. У нас – жареная кура. Домашний окорок, печенье. Торт с финиками. Ничего вкусней не едал. А внизу, под этой снедью, еще и бутылочка виски обнаружилась. Сижу, значит, я, выпиваю, закусываю и смотрю, как он будет хлеб жевать.
Наверное, Уилфред завел эту историю в знак уважения к тем хозяйкам, чье рукоделие или кулинарное мастерство возвышает их над прочими, способными похвалиться разве что смазливым личиком, но Милдред сомневалась, что Грейс и Вера будут счастливы встать в один ряд с Бланш Блэк, похожей на репу. Да и упоминать о бутылочке виски явно не стоило. Даже для нее самой это упоминание прозвучало не к месту. Она стала думать, до чего же славно было бы сейчас пропустить по стаканчику. Хоть «Олд-фешнд», хоть «Бурую корову», хоть «Розовую даму»[52] – мало ли есть прекрасных коктейлей.
– Пойду кондиционер проверю, – сказал Уилфред. – Если его не наладить, мы ночью поджаримся.
Милдред осталась сидеть. У одного из соседних домов замигала-зажужжала голубая лампочка – ловушка для летающих насекомых.
– Сдается мне, это полезная штука, – заметила Милдред, – мух уничтожает.
– Поджаривает, – сказал Альберт.
– Только очень жужжит.
Она не ждала ответа, но Альберт, помолчав, сказал:
– Если не будет жужжать – не сможет истреблять насекомых.
Когда Милдред вошла в дом, чтобы приготовить кофе (ладно хоть кофе у пятидесятников не запрещен), ее встретил ровный гул кондиционера. Она заглянула в комнату и увидела, что Уилфред крепко спит. В полном изнеможении.
– Уилфред?
Он вскочил:
– Я не сплю.
– Они все еще на улице сидят. Хочу кофе на всех сварить. – И, не удержавшись, добавила: – Как хорошо, что кондиционер удалось починить.
За два дня до расставания с родней было решено съездить за сорок миль от дома, в округ Халлетт, чтобы посетить то место, где появились на свет Уилфред и Альберт. Такая идея пришла в голову Милдред. Она думала, это предложит Альберт, и ждала, когда же он сподобится, потому что не хотела навязывать ему никаких утомительных занятий. Но в конце концов она заговорила об этом сама. Сказала, что давно предлагала Уилфреду туда съездить, но он отговаривался тем, что не найдет дорогу: как-никак его увезли из тех мест в младенчестве. Старые здания все снесены, фермы тоже; значительную часть территории округа занимает природный заповедник.
Грейс и Вера захватили в дорогу свое вязанье. Милдред опасалась, как бы их не укачало: сидят, опустив головы, в движущемся автомобиле. Она втиснулась на заднее сиденье, в середину, и не могла отделаться от ощущения, что ее сдавили с обеих сторон, хотя умом понимала, что это она сама сдавила двух сестриц. Уилфред сидел за рулем, Альберт рядом.
Управляя автомобилем, Уилфред всегда норовил завязать спор.
– Нет, почему нельзя делать ставки? – спрашивал он. – Я сейчас не беру азартные игры. Я не говорю, что нужно бросаться в Лас-Вегас, чтобы просадить там все деньги. Но если заключить пари на определенную сумму, то можно и выиграть. Вот я однажды выиграл пари – и на халяву прожил целую зиму в Су.
– Су-Сент-Мари, – поправил Альберт.
– У нас всегда говорили просто Су. Я списался на берег с «Камлупса» и не знал, как зиму продержусь. Жуткое корыто было, этот «Камлупс». Как-то вечером слушали в баре трансляцию хоккейного матча «Садбери» – «Су». По радио. Телевидения тогда еще не было. Счет четыре-ноль в пользу Садбери.
– Нам где-то здесь сворачивать с трассы, – сказал Альберт.
Милдред забеспокоилась:
– Не проскочить бы поворот, Уилфред.
– Я слежу.
Альберт сказал:
– Нет, это еще не наш поворот. Наш следующий.
– А я в этом баре подхалтуривал за чаевые, потому как профсоюзного билета у меня не было; и какой-то брюзга стал хаять «Су». Я ему и говорю: мы, мол, еще можем себя показать, «Су» еще им накостыляет.
– Вот сюда, – сказал Альберт.
Уилфред рывком вывернул руль.
– «Поспорим? Делай ставку!» Это он мне. Десять к одному. У меня-то в кармане вошь на аркане, а тут хозяин заведения – хороший мужик, давал мне возможность подхалтурить – и говорит: соглашайся, Уилфред! Не дрейфь, говорит, соглашайся!
– «Природный заповедник „Халлетт“», – прочла Милдред, завидев указатель; дорога шла вдоль мрачного болота. – Господи, до чего же унылая местность! Да еще стоячая вода – в такое время года.
– Халлеттское болото, – сообщил Альберт. – Простирается на много миль.
Когда они миновали болото, по обеим сторонам дороги потянулись пустоши, выжженные, черные, прорезанные канавами и заваленные буреломом. Машина подпрыгивала на кочках.
– Я, говорит, за тебя поставлю. Ну, я и решился.
У перекрестка Милдред прочла на дорожном щите:
– «Проезд закрыт. В зимний период дорога не обслуживается».
Альберт сказал:
– Теперь бы нам где-нибудь свернуть к югу.
– К югу? – переспросил Уилфред. – К югу. Что ж, говорю, я не против. И угадайте: что было дальше? «Су» вырвала победу – разгромила «Садбери» со счетом семь-четыре!
Впереди показался большой пруд с вышкой и указатель: «Пункт наблюдения за водоплавающими птицами».
– Водоплавающие птицы, – заинтересовалась Милдред. – Интересно какие?
Но Уилфред был не расположен останавливаться.
– Тебе что ворона, что ястреб, Милдред! «Су» разгромила «Садбери» – и я выиграл спор. Но стоило мне отвлечься, как этот жулик смылся, однако управляющий знал, где он обретается, и на другой день я получил сотню долларов. Когда меня опять позвали на «Камлупс», у меня на кармане было ровно столько денег – тютелька в тютельку, – как перед Рождеством, когда я списался на берег. Вот так я и прожил всю зиму в Су на халяву.
– Похоже, это здесь, – сказал Альберт.
– Где? – не понял Уилфред.
– Вот тут.
– Тут? Я целую зиму на халяву прожил – и все благодаря правильно сделанной ставке.
Свернув с дороги, они уперлись в стоящий на ухабистом пятачке столб с прибитыми деревянными стрелками. «Тропа Медоносная». «Тропа Кленовая». «Тропа Кедровая». «Проезд транспортных средств запрещен». Уилфред остановил машину, и они с Альбертом вышли. Грейс тоже вышла, но лишь для того, чтобы выпустить Милдред, и тут же юркнула обратно. Все стрелки указывали в одном направлении. Милдред подумала, что это, наверное, мальчишки безобразничают. Ни одной тропы она не заметила. Выбравшись из болотистой низины, они очутились среди кривобоких взгорков.
– Здесь и была ваша ферма? – спросила она Альберта.
– Дом стоял вот там. – Альберт указал на крутой склон. – Туда вела дорога. За домом был сарай.
К столбу, пониже стрелок, был приколочен бурый деревянный ящик. Откинув крышку, Милдред вытащила пачку красочных буклетов и начала их просматривать.
– Тут описаны разные тропы.
– Если выходить не хотят, так, может, хоть почитают. – Уилфред мотнул головой в сторону автомобиля, где сидели сестры. – Сходи, что ли, предложи.
– Да они заняты, – сказала Милдред.
А сама подумала, что надо бы сказать Грейс и Вере – пусть откроют окна, а то, не ровен час, задохнутся, но в конце концов решила: чай не дети, сами сообразят. Альберт устремился вверх по склону, и Милдред с Уилфредом поплелись за ним, продираясь сквозь золотарник, по которому, впрочем, ступать было легче, чем по высокой траве. И за ноги не цепляется, и на ощупь шелковистый. Золотарник был ей знаком, дикая морковь тоже, а вот что это за низкий кустарник с белыми цветочками, что это за синий венчик с шершавыми лепестками, что за перистые лиловые кисти? Есть множество весенних цветов, чьи названия всегда на слуху: лютик, подснежник, куриная слепота, но сейчас, в конце лета, здесь обнаружились диковинные виды, с неизвестными названиями. Под ногами прыгали мелкие лягушки, в воздухе порхали крошечные белые мотыльки, а сотни невидимых мошек кусали и жалили ее голые руки.
Альберт заметался туда-сюда. Развернулся, замер, огляделся и снова продолжил подъем. Он искал фундамент дома. Уилфред хмуро вгляделся в траву и сказал:
– От них дождешься, пожалуй.
– От кого? – в изнеможении спросила Милдред, обмахиваясь золотарником.
– Да от экологов. Они тебе ни кирпичика не оставят, ни балки, ни ямы от погреба. Все вывернут, уволокут, закопают.
– Ну, не могут же они оставить здесь груды обломков, чтобы туристы ноги переломали.
– А ты уверен, что это здесь? – спросил Уилфред.
– Примерно на этом месте, – ответил Альберт. – Где-то тут передняя дверь была, с южной стороны.
– Вероятно, ты сейчас стоишь на пороге, Альберт, – сказала Милдред, из последних сил изображая интерес.
Но Альберт ответил:
– У передней двери порога не было. При мне ее и открывали-то всего раз, чтобы мамин гроб вынести. Мы тогда поленья подложили – вроде как временный порожек получился.
