— Рому!
Шнапса не хотелось, пива тоже. Местная атмосфера требовала чего-то экзотического. И таким напитком для барона оказался ром. Рыбак удивленно посмотрел на пруссака, но ничего не сказал. Дождался, когда для барона принесли напиток и тот сделал глоток, и только после этого спросил:
— И какое у тебя ко мне дело?
— Нужно двоих господ доставить в Ригу.
— В Ригу? — то ли переспрашивая, то ли удивляясь, прошептал старик.
— В Ригу. И желательно в море выйти сегодня.
— В такую непогоду, — молвил рыбак и указал рукой на окно.
— Если не сможете, то…
— Отчего не смогу? Не в такую погоду за корюшкой хаживал, вот только…
— Что только?
— Стоить это будет довольно дорого.
Фон Хаффман запустил руку в карман камзола и показал две монеты.
— Этого хватит? — поинтересовался он.
У старика глаза заблестели, и Игнат Севастьянович понял, что не ошибся. Вот только чувствовалось, что рыбак и за меньшую сумму согласился бы.
— Достойная оплата, — прошептал старик, — я доставлю вас в Ригу, — добавил он, протягивая вперед руку.
Фон Хаффман усмехнулся. Одну монету вернул в карман камзола, а вторую протянул.
— Вторую получишь в Риге. Когда выходим в море?
— Да хоть сейчас.
— Сейчас, увы, не получится. Мне еще за человеком сходить нужно.
— Тогда я буду вас ждать часов в десять на пирсе.
— Идет.
Кеплер, как и положено, ждал его в комнате. Когда вошел внутрь, тот сразу же доложил, что вербовщики начали себя активно вести.
— Какая нам теперь разница, — проговорил Игнат Севастьянович, — уже сегодня мы отправляемся в море. Баркас уже ждет нас.
Собрались. Барон вернул плащ хозяину. Выпросил у него человека. Тому предстояло их оружие (кроме шпаг) доставить на баркас. Но прежде, чем идти, пообедали. И лишь только потом вышли на улицу. Не спеша направились в сторону порта, и тут Игнат Севастьянович обратил внимание, что за ними идут трое в черном.
— Не нравится мне это, — прошептал он, понимая, что без поединка вряд ли им удастся уйти.
— За нами идут, — раздался голос Иоганна.
— Я знаю. Так что держи руку на эфесе. Боюсь, просто так…
Договорить барон не успел. Трое в черном приступили к активным действиям. Нелогично они поступали, ох, нелогично. Им бы отступить, сдаться, так нет же. «Вербовщики» ускорили шаг и вскоре перешли на бег. Расстояние между ними моментально стало уменьшаться. Фон Хаффман и Кеплер остановились и стали спиной к спине. Приготовились и дождались. Вербовщики остановились, сопротивления они явно не ожидали. Старший вытащил шпагу и проговорил:
— Отдайте нам великана, господин хороший. И ступайте себе с миром. Вы нам не нужны. За вас нам денег не заплатят.
Фон Хаффман усмехнулся. Если бы они знали, что перед ними дезертир, то вряд ли так говорили. Игнат Севастьянович посвящать в подробности не стал. Он лишь отсалютовал шпагой и произнес:
— Это мой человек. Я его нанял. И он будет служить мне! Я сказал — мне! Если вы хотите его забрать, так попробуйте.
— Хорошо, — проговорил вербовщик. — Я буду вынужден отправить вас к праотцам.
— Попробуйте.
Вербовщик скинул треуголку. Та упала на землю, у самой стены здания. Скинул кафтан и встал в позицию. Его товарищи так поступать не собирались, да и фон Хаффман с Кеплером тоже. Игнат Севастьянович сделал несколько шагов вперед и атаковал главного. Тот уклонился. Отступил. Двое его товарищей накинулись на Кеплера.
— Поосторожнее, вы, идиоты, — прокричал главный, — он нужен нам живым. За раненого нам столько денег не отвалят.
Его слова подхлестнули Иоганна, и он начал активно атаковать, нанося удар за ударом. Вербовщики только и успевали уклоняться, изредка переходя в контратаку. Наконец Кеплеру удалось вывести одного из них из схватки. Он сделал удачный выпад и проткнул того насквозь. Соперник повалился. Шпага застряла в его теле, и не было времени вытаскивать. Второй вербовщик решил воспользоваться безоружностью Иоганна, бросился на него. Да вот только Кеплер успел увернуться. Он подпрыгнул, оттолкнулся ногами от стены и оказался за спиной нападавшего. Не ожидавший этого вербовщик тут же рухнул под ударом кулака.
В это время продолжалась схватка между лидером и фон Хаффманом. Она шла на равных. Барон атаковал, вербовщик защищался, контратаковал. Наносил удар за ударом, среди которых один оказался точным. Шпага скользнула по руке, порвав кафтан.
— Каналья, — словно мушкетер из романа Александра Дюма, выругался Игнат Севастьянович.
Между тем каменная мостовая под ногами стала скользкой. Дождь сделал свое дело, и тут, и там стали появляться лужи. Игнат Севастьянович отступил и чуть не споткнулся. Еле удержался. И тут же отбил очередную атаку. Затем сделал выпад и ранил вербовщика. Тот пошатнулся. На мокром рукаве серой рубашки проступили капли крови. Тот дотронулся рукой. Понял, что случилось, и решился в последний раз атаковать. Атака не получилась. Кулак второй раз за день опустился на голову. Освободившийся от соперников Иоганн пришел на помощь, оглушив тем самым врагов. Видя, что им повезло, фон Хаффман посмотрел на Кеплера и сказал:
— Нужно уходить. — Потом добавил: — Пока они в себя не пришли.
Бегом они добежали до порта. Игнат Севастьянович был уверен, что их никто не преследует. Пока бежали, чуть не опрокинули тележку какого-то торговца.
Зато в порту облегченно вздохнули. Теперь оба чувствовали себя в безопасности и уже вскоре были в море.
— Барон! — раздался за спиной знакомый голос. Игнат Севастьянович вздрогнул, оторвался от курочки и посмотрел. В дверях трактира стоял барон Иероним фон Мюнхгаузен. — Какими судьбами в наших краях? — на весь зал проговорил тот.
Фон Хаффман рукой показал на свободный стул. Без лишних слов Мюнхгаузен все понял. Подошел, сел, прежде чем повторить свой вопрос, подозвал трактирщика, и только после того, как хозяин лично притащил для того ужин, повторил свой вопрос:
— Так какими судьбами вы, барон, в наших краях?
Игнат Севастьянович отхлебнул из кубка и ответил:
— Выполняю приказ великого князя Петра Федоровича.
— Можете не говорить, — рассмеялся Мюнхгаузен, — небось наследник приказал вам съездить в немецкие земли и купить оловянных солдатиков, коих его высочество так обожает.
— Солдатиков, да вот только не оловянных. Государыня разрешила наследнику иметь собственную гвардию.
— Так вам, барон, удалось поступить на службу к его высочеству?
— Вашими стараниями, мой друг. Помните, вы мне посоветовали обратиться к графу Бабыщенко?
— А как же! И он вам, барон, помог.
— Ну, не он, а его приятель князь Сухомлинов. Впрочем, не будем углубляться в подробности. Лучше скажите, барон, как прошла дуэль?
— Дуэль?
— А, понимаю, с нашей последней встречи у вас, барон, наверное, была не одна схватка.
— Само собой, мой друг. О той дуэли, о которой вы меня спрашиваете, я даже и не помню. Зато давайте я вам расскажу о том, что со мной случилось на прошлой неделе?
— Небось опять на уток охотились?
— Да что вы, барон. На прошлой неделе я на уток не охотился. Они уже давно улетели. — Мюнхгаузен тяжело вздохнул.
— Значит, на белого медведя.
— На медведя да, но не на белого. Но это было не на позапрошлой неделе, а на прошлой.
Барон начал рассказывать, вдаваясь в подробности, о которых Игнат Севастьянович не слышал. Вполне возможно, что Эрих Распе умышленно умолчал о них. А может, и не слышал этого рассказа, но, как считал Сухомлинов, это было даже и к лучшему. Еще неизвестно, что приукрасил бы писатель.
— А где ваши солдаты, барон? — вдруг прервав свой рассказ, спросил Мюнхгаузен.
— За городом.
— И сколько же у вас смельчаков, мой друг?
— Пятьдесят один. Славные парни. Все голштинцы.
— Так вы были в Голштинии?
— Да, барон. Я был в Голштинии. А иначе где бы я смог еще нанять людей для его высочества?
— Если бы у меня были столько же смелых воинов, когда я попал в плен к турецкому султану, то этого бы никогда не произошло.
Фон Хаффман улыбнулся. Мюнхгаузена вновь понесло. У него опять проснулась фантазия, и он стал рассказывать. На этот раз Карл Иероним прошелся по турецкому султану. Припомнил тому гарем, в котором, по словам барона, было не то сто, не то двести, а может, и целая тысяча наложниц. Похвалил янычар, сказав, что таких отважных воинов в землях мусульманских еще поискать нужно.
— А вот вино, — вздохнув, молвил Карл, — у султана дрянь. Кислятина, которую еще поискать нужно.
— Так ведь он вроде мусульманин, — напомнил Игнат Севастьянович. — А они вроде, если мне память не изменяет, не пьют.
— При всех не пьют, — расхохотался Мюнхгаузен, — но когда остаются наедине или в кругу верных друзей. А я стал другом султана. Они употребляют еще как. Но все равно вино у них дрянь.
