На галеасе, видимо, решили, что перезаряжать их будем долго, и, подгребая веслами правого борта, повернулись им в нашу сторону.
— Всем укрыться! Карронады, огонь! — приказал я и сам присел за фальшборт.
Залп карронад совпал с залпом десятка, если не больше, фальконетов.
Я встал. Между кораблями повисло облако густого черного дыма. На палубе фрегата лежали два раненых матроса. Ядро из фальконета попало в порт карронады и одному разворотило бок, не жилец, а второму зацепило руку, крови было мало.
Пороховой дым разогнал ветер. Правый борт галеаса был в светлых метках от картечин. На палубе не было видно ни одного человека. Потянулись минуты ожидания.
— Пушки заряжены! — продублировал доклад с гондека Ян ван Баерле.
— Целиться по ахтеркастлю галеаса! — приказал я.
Когда через полминуты поступил доклад, что ахтеркастель взят на прицел, я отдал приказ:
— Огонь!
На этот раз враг нам не ответил. Примерно две трети наших ядер попали в ахтеркастель и кормовую часть корпуса галеаса. Обломков полетело столько, что я подумал, что вражеский корабль сейчас пойдет ко дну. Не пошел, хотя с правого борта в надстройке и корпусе появилась большая пробоина с кривыми краями. Стали видны люди, которые лежали па палубе в каютах. Никто из них не шевелился. Некоторые ядра прошили галеас насквозь.
Я подождал немного, а потом крикнул на испанском языке:
— Будете сдаваться или решили погибнуть?
С минуту никто не отвечал. Я уже было решил дать по галеасу залп из карронад, когда на палубе появился матрос и замахал руками.
— Мы сдаемся! — крикнул он.
— Офицерам прибыть на мой корабль! — крикнул я.
— Офицеры все погибли! Самый старший я, боцман! — сообщил испанец.
— Отбери три десятка человек и принимай командование призом, — приказал я Матейсу ван Лону. — Найди документы на груз и перешли сюда. Испанскому экипажу пообещай, что всех, в том числе рабов и каторжников, отпустим в португальском порту Фару.
Людовик Нассауский не заплатил нам за испанских офицеров и матросов, сказав, что обменяет их на своих соратников, попавших в плен. Мол, наживаться на таком грешно. При той сумме, что мы получили за два приза, мелочиться из-за нескольких сот золотых было бы, действительно, слишком по-голландски. Но и бесплатно возить ему испанцев ни у меня, ни у экипажа желания не было. Гребцами сейчас служили вольнонаемные, которых было мало, рабы, которых было чуть больше, и каторжники, которые обычно составляли примерно половину. У всех на шее висел кляп, который по команде надо было засунуть в рот, чтобы прекратить разговоры. Вторые и третьи были прикованы к банкам, на которых сидели. Кстати, рабов в море могли расковать, а каторжников — никогда. Галеас нам попался не вонючий, значит, гребцы справляли нужду не под себя. Прогресс, однако. По поводу каторжников экипаж считал, что враги испанского короля — наши союзники. Рабов они, может, и перепродали бы, но я всегда освобождал. До сих пор не привыкну, что рабство — это естественное состояние для многих людей.
— Будет сделано! — произнес Матейс ван Лон и в свою очередь приказал спустить на воду баркас.
Документы на груз не нашли, потому что его не было.
— Они шли в балласте в Севилью. Там должны были взять два миллиона серебряных песо для выплаты жалованья армии и флоту в Италии, — доложил матрос, присланный Матейсом ван Лоном.
Да уж, здорово нам не повезло! Серебряный испанский песо равен голландскому даальдеру. Тысяч семьсот достались бы мне. С такими деньгами в эту эпоху можно купить крепкий замок и всю оставшуюся жизнь на широкую ногу праздновать в нем захват богатого приз и поплевывать поверх мерлонов на окружающую действительность. Матросы тоже подсчитали, сколько бы перепало на их долю, и скривились. Самое интересное, что никто из них не умеет подсчитать свою долю, но каким-то образом все примерно знают, сколько получат.
В Фару я раньше не бывал. Проходили мимо, видел в бинокль марину, заполненную яхтами, церкви какие-то. Больше ничего не запомнилось. Сейчас вместо марины порт, а церквей, как мне показалось, больше.
На берег я не сходил. На борт прибыл таможенный офицер, похожий на испанца больше, чем многие испанцы, несколько раз перечитал каперское свидетельство, выданное князем Оранским и написанное на голландском, английском, немецком и испанском языках. Как минимум, один язык ему был знаком.
— Таможенный сбор с проданных товаров, пять процентов, все равно придется заплатить, — предупредил он.
— Груза нет, только галеас, — сообщил я.
— С галеаса и заплатите, — сказал чиновник.
Продавали галеас шесть дней. Сперва на него не было покупателей. Португальских купцов галеасы не интересовали. Слишком дорог в обслуживании. За это время мы успели выковырять ядро, застрявшее в корме и напоминавшее ржавый нарыв, и заделать вмятину. К счастью, ядро повредило только первые два слоя обшивки.
Потом объявился человек, назвавшийся португальским купцом Педро Родригешом. Это был мужчина лет сорока, поджарый, с крючковатым носом, нависающим над густыми черными усами, и бородой-эспаньолкой. Одет в черную шляпу с черным пером, но не вороньим, лазоревый дублет и темно-красный штаны-тыквы, в прорези в которых проглядывала лазоревая подкладка. Черные подвязкиподдерживали чулки в черно-желтую косую полоску. Обут в черные башмаки с золотыми или позолоченными крючьями для шнурков.
Я впервые видел купца с таким властным взглядом, поэтому поинтересовался:
— А в свободное от торговли время кем вы служите у испанского короля?
— Это имеет значение? — ни мало не смутившись, спросил он.
— Никакого, — ответил я.
Разве что цена галеаса будет выше. Уже собирался продать его местным купцам за тысячу серебряных песо, чтобы переделали в парусник, но теперь начал торг с десяти тысяч, а закончил на четырех с половиной плюс пять процентов таможне. Торговался псевдокупец не хуже настоящего. Если он воюет так же хорошо, как торгует, постараюсь не встречаться с ним в море.
— Передайте королю Испании, что я очень огорчен, что захватил галеас до того, как он побывал в Севилье, — сказал я, улыбнувшись.
— Вы даже не догадываетесь, как вам повезло, — произнес, мило улыбаясь, «португальский купец». — Вас бы нашли даже в аду, притащили на этот свет, чтобы после долгих пыток вернуть назад.
— Что-то я не заметил, чтобы вы нашли хотя бы одного английского капитана, которые захватывают ваши корабли и грабят вест-индийские города, — воткнул я шпильку.
— Их черед скоро придет. Всех сразу, — заверил он.
Я вдруг вспомнил, что Великая Армада попробует атаковать Англию. Правда, забыл, когда это случится. Вполне возможно, что не застану. Пока что английская королева делает все, чтобы не рассердить испанского короля. Мне стоило большого труда удержаться и не предупредить этого «купца», чтобы не участвовал в нападении на Англию. Мне нравилось быть предсказателем будущего, хотя иметь дар ясновидения не хотел бы — за что мне такое наказание?!
35
Вторую неделю мы бороздим Кадисский залив. За все это время не встретили ни одного приличного приза. Попадались только рыбацкие лодки, а я противник грабежа без особой нужды этих пахарей моря. То ли испанцы предупредили о фрегате своих купцов, то ли нам просто не везет. На этот раз, поскольку задул нор-ост, я решил пройти дальше вдоль африканского берега. Надеялся, что испанцы решат, что мы ушли, и на обратном пути прихватим кого-нибудь.
И сразу нам улыбнулась удача.
— Вижу корабль! — рано утром раздался радостный крик из «вороньего гнезда».
— Большой? — спросил я, потому что от скуки впередсмотрящие начали кораблями называть рыбацкие баркасы.
— Большой! Галеон! — доложил впередсмотрящий.
От пленных испанцев мы узнали, что ост-индийский караван уже пришел. Вполне возможно, что это португальский корабль, который трогать нельзя, даже если очень хочется. У португальцев сложные отношение с испанцами, а враг твоего врага грабежу не подлежит.
