— В том-то вся и фишка, что Союз должен остаться в стороне.
— С чего бы это вдруг? — откровенно не понял мой посыл Гоша, — Мы всех предупредим, а сами как бы ни причём?
— Как же тебе объяснить? — почесал я затылок, — Слышал поговорку: то, что знают двое, знает и свинья? О предстоящем катаклизме сейчас известно всему составу Политбюро, а там наверняка "течёт". Что скажет весь мир, когда Неаполь сравняется с землёй, а затем выяснится, что наше правительство знало об этом за несколько дней до катастрофы?
— Решит, что Советы испытали сейсмическое оружие, но что-то пошло не так и вместо полигона где-нибудь на Камчатке, снесло итальянские города, — спокойно рассудил мелкий, — Только это фантастика. А почему ты думаешь, что наши правители сведениями о предстоящем землетрясении не поделятся с макаронниками? Могут в ту же компартию Италии послать предупреждение.
— И как наши коммунисты итальянским коллегам объяснят свои знания о будущей катастрофе? Сам ведь знаешь, что даже в моём времени сейсмология сродни шарлатанству. Все сейсмологи мира молчат, а наши учёные вдруг заявят, что такого-то числа произойдёт землетрясение и сметёт Неаполь с лица Земли.
— В таком случае я бы решил, что у Советов откуда-то появились сведения о предстоящих мировых событиях и потребовал, чтобы эти данные были оглашены всему миру, — заключил Гоша, — Ну, а в случае отказа ввёл бы такие санкции, что несостоявшийся бойкот Олимпиады показался бы коммунистам детским садом. Тут не только противники, тут и все сателлиты в позу встанут.
— Вот чтобы этого не произошло и нужно предупредить итальянцев о надвигающейся катастрофе, сославшись на всех сейсмологов мира, кроме советских, — многозначительно ткнул я пальцем в потолок, — То, что наше руководство страны точно знало о предстоящем катаклизме рано или поздно станет известно за пределами страны и могут возникнуть ненужные вопросы. Когда же об этом будет предупреждён весь мир — это уже совсем другой коленкор получится. В этом случае про наших партийных бонз никто и не вспомнит, даже если они на весь мир начнут трубить, что мы, мол, знали обо всём загодя. Думаю, у них хватит ума не "светить" фотографии с руинами Неаполя, которые мы им предоставили. Так что спамьте с Ганей все новостные ленты от имени разных сейсмических центров мира, а мне в Москву собираться нужно. Ну, а итальянцы пусть сами решают, как быть с предупреждением о будущем землетрясении.
— Что-то я чересчур рьяно принялся за переустройство страны, — пожаловался я Гоше, собираясь в дорогу, — Все личные дела побоку пустил. А если разобраться, с чего бы меня так на изменения пробило. Телевизионные передачи? Так они мне и в моём времени никуда не упирались.
— Может, Тихонов "помог", который запретил достраивать всё, что с культурой связано? — очень мягко и дипломатично заметил Гоша, деятельно орудуя в шкафу в поисках свежих носовых платков и носков.
Кто-то может и посмеётся над тем, что Либроманту потребовалось что-то с собой собирать. Определённый смысл в этом есть, если не знать специфики. К примеру, те же носки. Вытаскивая понравившиеся изделия из каталогов никогда не знаешь, какого они размера. Пока найдёшь что-то нужное и подходящее, иногда кучу времени потратишь. Так что мелочи, удачно как-то раз найденные, лучше с собой брать, выбирая их из заранее заготовленных запасов.
Гошу, если что, уже который день не узнать.
Прямо таки старательный и идеальный помощник. Слова поперёк не скажет и ведёт себя так благостно и тихо, что порой с мебелью сливается. Он слегка похудел, и часто зевает. Не высыпается. Причину я знаю. Они с Ганей по ночам следят за новостями из Европы. Не за всеми подряд, а лишь за тем, как идут продажи книги, написанной одной начинающей австрийской писательницей. Через систему спутников сканируют все источники информации, до которых можно добраться и с восторгом воспринимают любой положительный отзыв.
А у меня впереди квест с лёгким скандалом в столице намечается. Этакое запланированное действо ради роста популярности. Признаюсь, скандал ради рейтинга — далеко не моё изобретение, но так оно у всех звёзд давно принято и надо сказать, что это работает.
Короче, для того, чтобы обо мне бомонд столицы узнал и получше меня запомнил, нужен скандальчик. И не абы какой, а вполне себе значимый и далеко не самый простой.
— Танюшечка, — ворковала при мне в телефонную трубку заместитель директора Театра эстрады по концертной деятельности. Если что, то моя очень хорошая знакомая, и бывшая прима — балерина Большого Театра.
Именно к ней меня директор привёл, когда я ему идею со скандалом озвучил. Единственно, что он не знал, так это то, что с этой тёткой, не раз спасавшей его от увольнения в связи с болезнью, мы уже давно нашли общий язык.
Кофе.
Казалось бы, что тут такого. Да, наверное, и ничего особенного, если вы правильно умеете составить купаж из робусты и арабики, обжарив зёрна по своему вкусу. Говорят, что идеальное сочетание арабики к робусте — это девять к одному. Арабика даёт кофе запах и вкус, а робуста — крепость.
Изольда Сергеевна добавляла раза в три больше робусты в свои купажи, и кроме того, курила, не переставая, и мастерски материлась. Кстати, мат в её исполнении звучал вовсе не грязно, и я чуть ли не готов был брать у неё уроки художественного мата. Вот же, дал Бог таланта…
Короче. Замшу у директора я давно уже подкупил, ещё при первом нашем с ней знакомстве.
Да что там подкупил… Купил с потрохами, притащив ей огромный набор с коллекцией лучших видов арабики и робусты. С каталога какой-то крутой международной выставки я спёр образцы победителей, и сложив все вытащенные оттуда пакеты в самую большую и крепкую советскую капроновую сетку, сумел дотащить её до нужного кабинета на втором этаже столичного Театра Эстрады.
Оттого сейчас я спокоен. С Татьяной Веденеевой, советской теледивой, недавно вернувшейся из Франции, разговаривает не просто её давняя знакомая, а очень мотивированная знакомая.
Цель её переговоров проста, как советская монета в пять копеек — нам нужен небольшой обоюдный скандал, никого ни к чему не обязывающий и никак не порочащий репутацию никого из нас.
Другими словами, танцевать придётся крайне элегантно.
— Рост… Какой рост? А-а-а-а, поняла, сейчас спрошу, — Изольда Сергеевна прикрыла рукой трубку, и смерила меня взглядом, — Валера, у тебя рост какой?
— Сто восемьдесят два — сто восемьдесят три сантиметра, — неопределённо помахал я рукой, признавая, что этот параметр у меня плавает.
На самом деле, так оно и есть, мне то одно говорят и в карту записывают, то другое.
— Туфли на платформе? — с очень уж вопросительным видом произнесла Изольда, гримасами своего лица требуя от меня немедленного ответа, и когда я ей кивнул, она чуть слышно выдохнув, дальше продолжила ворковать, — Да какие скажешь. Ты в Париже шпильки какие-то несусветные нашла и тебе их надо выгулять? Что-о-о, двенадцать сантиметров? То есть, ты метр восемьдесят восемь будешь??
Э-э-э, если коротко, то у нас происходит следующее: заместитель нашего директора пытается уговорить свою давнюю подругу на то, чтобы она со мной в паре мест засветилась.
Теледива, не так давно вернувшаяся из Франции, крутит носом, но небольшой скандал ей тоже не помешает, тем более, что он без последствий. Я ей не нужен точно так же, как и она мне.
Грубо говоря, при нашей встрече ничего и мелькнуть не должно, из тех искр, что, порой, судьбу определяют. И я и она — публичные люди. Да, может быть, и из разных слоёв общества. Это опять же, с какой стороны поглядеть. То, что верхушка партократов себе любовниц выбирает из Большого театра и прочих подобных мест, включая телевидение, разве ленивый умом не догадывается.
"Звёзды советской эстрады" тоже частенько бывают на партийных шабашах, а их "отмокание" от алкоголя в "Кремлёвке", как называют в некоторых кругах спецлечебницу, вполне себе обычное явление. Та же Зыкина, любимица генсека, там постоянный завсегдатай. Все это знают, но делают вид, что оно вполне нормально. А куда деваться, если вся партийная верхушка квасит так, как в моём времени пили разве что нефтяники в вахтовых посёлках.
