меня не интересует. Я хочу познать личность Вселенной.
– Где центр Вселенной? – спросил Саймон у Старшей Сестрицы Ягодки.
– Там, где ты находишься в данную минуту, – ответил бортовой компьютер.
– Я не имею в виду себя, – возразил Саймон. – Речь о другом. Если взять объем Вселенной как единое целое, при условии, что она представляет собой сферу, то где будет ее центр?
– Там, где ты находишься в данную минуту, – повторила Старшая Сестрица Ягодка. – Вселенная – это постоянно расширяющаяся закрытая сущность. Ее центр может быть только гипотетическим, и наблюдатель, гипотетический или реальный, находится в ее центре. Все остальное исходит от него – или же от нее – одинаково, как с точки зрения массы, так и пространства, и времени. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что везде, где я бывал, кроме моей родной галактики, я видел башни Клерун-Гоффов, – ответил Саймон. – Очевидно, строители побывали на планетах еще до того, как там появились другие формы жизни. И мне непонятно, почему в моей галактике таких башен нет. Но я подозреваю, что, еще не добравшись до моей галактики, Клерун-Гоффы решили, что проникли в глубины слишком далеко и потому вернулись туда, откуда пришли, на свою родную планету. И мне кажется, что это самая древняя раса разумных существ должна быть родом с какой-нибудь планеты в самом центре Вселенной. Поэтому если я найду ее центр, то найду и их самих. Им, как самой древней расе, наверняка известен ответ.
– Разумно, но не вполне, – ответил компьютер. – С тем же успехом они могут быть родом откуда-нибудь из самого дальнего края мира. Если, конечно, таковой существует. Но его нет.
Вскоре после этого разговора Саймон увидел первый огромный голубой пузырь, летевший к нему со скоростью, намного превышавшей скорость «Хуанхэ». Более того, он заслонял собой всю Вселенную. Пузырь несся навстречу, гася на лету звезды и целые галактики.
Саймон вскочил и позвал Чворктэп. Та моментально подбежала к нему. Саймон дрожащим пальцем указал на пузырь.
– А, это! – сказала Чворктэп.
В следующий миг пузырь взорвался. Мерцающие голубые ошметки, размером превышающие тысячу сжатых в комок Вселенных, разлетелись во все стороны, распадаясь на лету на более мелкие, и вскоре погасли. Некоторые из них пронеслись мимо корабля, а один прошил его насквозь, или же наоборот, корабль прошил его. В любом случае, Саймон не увидел его признаков на экране заднего обзора.
– В моей галактике это частое явление, – сказала Чворктэп. – Причем с незапамятных времен. Но чтобы их увидеть, нужно двигаться со скоростью 69Х. Не спрашивай меня, что это такое. Этого не знает никто. Скорее всего, мелкие пузырики, осколки большого, полетят дальше через всю вселенную. И даже достигнут вашей Земли.
К списку Саймона добавился еще один вопрос.
Спустя несколько дней корабль Саймона совершил посадку на планете Гулгеас. Ее обитатели внешне напоминали землян. Сходство было бы поразительным, если бы не воронкообразные уши, полное отсутствие на теле волос, – исключение составляли лишь густые кустистые брови, – красноватое кольцо вокруг пупка и пенильные кости.
У гулгеасиан имелось мировое правительство, а уровень техники был схож с земным, примерно начала ХХ века. По идее, прогресс должен был идти гораздо быстрее, ибо Гулгеас частенько посещали представители других, высоко развитых в научном плане цивилизаций. Одна из причин такого отставания заключалась в их религии. Последняя утверждала, что если пить достаточное количество алкоголя и принимать достаточное количество наркотиков, то вы сможете узреть лик Бога. Другой причиной был высокий уровень преступности, и меры противодействия этому злу.
Поначалу Саймон этого не знал. По причине карантина он был вынужден провести первые несколько месяцев на этой планете в крошечном городке рядом с космопортом. Его любимым местом стала таверна, где представители самых разных инопланетных рас общались с горожанами, проповедниками, чиновниками, бродягами, репортерами, шлюхами и учеными.
Саймон, бывало, весь день и полночи напролет стоял у барной стойки и болтал со всеми, кто входил в заведение. Ни у кого не было ответа на его главный вопрос, однако посетители были по-своему интересны, особенно после того, как он выпивал энный стакан. Что касается игры на банджо, то она всем так понравилась, что владелец заведения предложил ему работу. Начиная с ужина и до десяти часов, Саймон играл и пел земные песни, а также песни тех планет, на которых он побывал. Особенно нравились посетителям песни на слова поэта Бруги, что неудивительно. Как известно, Бруга был алкоголиком и его стихи импонировали и религиозным чувствам гулгеасиан.
Чворктэп оставалась трезвой – в отличие от пса и совы. Посетители бара то и дело угощали их самих и их хозяина бесплатными напитками. Неудивительно, что вскоре их глаза наливались кровью, а по утрам они страдали жесточайшим похмельем. Чворктэп это возмущало. На что Саймон заявил, что, хотя это животные, они также наделены свободой воли. Никто насильно им в рот алкоголь не льет. Кроме того, согласно религиозным воззрениям гулгеасиан, животные также имеют душу. И если будут принимать алкоголь в количествах, способных растворить телесные барьеры, то они тоже узрят своего Творца. Лишать их такого опыта было бы верхом жестокости.
– Только не говори мне, что теперь ты верующий!
– Вчера я познал истинную веру, – с чувством собственного достоинства изрек Саймон. – Проповедник, Рангаданг – ну, ты его видела – чертовски милый парень, прошлым вечером указал мне во тьме свет.
– Хорош свет, – буркнула Чворктэп. – Впрочем, алкоголь, вроде бы, горит?
– Сегодня ты потрясающе прекрасна, – заявил Саймон.
Что соответствовало действительности. Длинные волнистые рыжеватые волосы, утонченные черты лица, высокий лоб, густые каштановые брови, огромные серовато-голубые глаза, тонкий прямой нос, полные алые губы, упругая грудь, тонкая талия, длинные ноги, кожа, которая, казалось, сияла здоровьем – скажите, какой мужчина равнодушно пройдет мимо такой красоты?
– Давай вернемся на корабль и ляжем в постель, – предложил Саймон.
Он уже был порядком пьян, и ему было наплевать, что тысячи его предков будут заглядывать ему за плечо. Увы, когда он достигал такого состояния, то становился импотентом. О чем Чворктэп не преминула ему напомнить.
– С властями не поспоришь. Как и с природным равновесием, – философски изрек Саймон. – Но все равно, давай пойдем. Мы можем просто полежать в обнимку. К тому же, мои математические способности до сих пор при мне.
Саймон сказал это, потому что когда-то изучал компьютерные цепи.
– Хорошо, – согласилась Чворктэп. – Обопрись на меня. Иначе ты никогда не дойдешь до корабля.
И они вышли из таверны. Анубис, шатаясь, брел следом. Голова пса безвольно болталась, время от времени он спотыкался о собственный
