В конце разговора герцог поинтересовался, найду ли я дорогу в свою комнату самостоятельно, покосившись при этом на серебряный колокольчик, лежащий у него на столе.
Конечно, Ваша Сиятельство, меня же в ваш кабинет не с завязанными глазами привели. Это я уже себе пошутить позволил. И он нормально принял мою шутку.
Хороший мужик, хоть и герцог. Все бы такими были, вспомнил я встреченных мною по дороге дворян.
— Артуа — услышал я негромкий зов, когда вышагивал в свою комнату. Милана.
Господи, девочка, да ты же замерзла, даже дрожишь вся.
— Почему ты так долго, на улице так прохладно — пожаловалась Милана.
— Ты что, ждала меня все время, пока я был у твоего дяди? -
— Да. Я боялась, что не смогу увидеть тебя — у нее даже голос дрожал от озноба.
Я крепко прижал Милану к себе и безошибочно нашел в почти полном мраке ее губы.
Затем содрал с себя куртку, и надел на нее. Так тебе будет теплее, малыш.
Буквально на руках перенес в какую-то нишу, где стояла сплошная темнота. Здесь нас точно никто не сможет заметить. И можно обнимать тебя и целовать, никого не опасаясь.
Я уж совсем было подумал, что ты забыла обо всем, оказавшись в родной, безопасной обстановке. Так бывает, и знаю я это не понаслышке.
Мы с тобой совсем как два юнца, прячемся в темноте и целуемся. Ты даже возрастом подходишь. Если не учитывать того, что девушки в твоем мире и в твоем возрасте частенько уже замужем и даже имеют ребенка, и не всегда единственного.
Милана взяла меня за руку и куда-то повела. Мы вошли внутрь, прокрались полутемными коридорами и очутились в комнате, где горела одинокая свеча.
— Погаси свечу, Артуа. Почему-то мне сейчас совсем не страшно без света — ….
…. — Мама умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я даже плохо помню ее, только ее руки, всегда такие ласковые и теплые. Отец так и не женился больше. Он всегда говорил мне, что я выйду замуж только по любви. Его самого не стало полгода назад. И вышло все так, что я сидела в своем доме как в темнице, дожидаясь, когда мне исполнится шестнадцать лет и меня выдадут за человека, от одного вида которого меня брала нервная дрожь. — Милана явственно передернула плечами, видимо вспоминая того, о ком рассказывала.
— Он что, действительно был безобразным? -
— Вовсе нет. Некоторые находили его очень даже привлекательным. Молод, хорош собой, из знатной семьи. Но… — и ее снова передернуло от отвращения.
— А почему именно шестнадцать? Насколько я знаю, бывают браки и в более молодом возрасте. -
— У простого народа это так. Дворянам же необходимо разрешение самого императора, чтобы такое случилось. Никто бы не обратился к Его Величеству с подобным прошением, ведь тогда бы выяснилось все остальное.
Представляешь, буквально через два дня, после того как я убежала, дядя прибыл в поместье, потому что узнал все подробности. Всего два дня и мне не пришлось бы пережить всего того, что я увидела по дороге сюда. Но может быть это и к лучшему, ведь иначе мы бы никогда не встретились, ведь так? — и Милана прижалась ко мне еще крепче.
Бедная девочка, это же надо так ненавидеть своего будущего мужа, чтобы убежать в мир, о котором совсем ничего не знаешь.
Это на самом деле так, любовь моя. Наша встреча случайна и мы вполне могли бы пройти мимо в нескольких шагах и не обратить на друг друга внимания.
Но надолго ли наше счастье? Только до завтрашнего утра. А ночь так коротка.
Утром мне придется покинуть поместье, и никуда от этого не денешься. Разве попросить у самого герцога, чтобы он пристроил меня на свободную должность свинопаса, или что у них здесь вакантно?
— Ты, кстати, понравился дяде. Знаешь, что он сказал Арману, это тот человек, что бросил тебе кошелек? — Милана на мгновенье замолчала, вспоминая слова герцога -
Для того чтобы, совершать благородные поступки, иногда совсем не обязательно быть дворянином. И это относится не только к деньгам. -
Все это так, любимая моя, но прибудь они несколькими минутами позже, я бы уже убил барона, оказавшегося соседом герцога и претендентом на тот самый лес. И совсем неизвестно, как бы он тогда себя повел.
И еще, мы не будем сбегать отсюда вдвоем. И даже не пытайся меня уговаривать.
Сначала все пойдет замечательно и я смогу устроить нашу жизнь так, что ты не будешь ни в чем нуждаться.
А затем. Затем ты все чаще будешь с тоской смотреть на проезжающие лакированные борта карет с родовыми гербами и ловить обрывки разговоров знатных дам о последнем бале, на котором им пришлось присутствовать.
Потому что жизнь, к которой ты привыкла, будет проходить мимо и у тебя не станет возможности вернуться к ней.
Нет, если мы расстанемся, то все вернется, но на тебе останется пятно, несмываемое пятно бывшей жены простолюдина, и вряд ли от него можно будет избавиться.
Когда первые лучи солнца показались над горизонтом, я уже был на пути к столице.
Мне очень рано пришлось покинуть спальню Миланы, чтобы никто не смог увидеть того, что ее покидает простолюдин. Перед тем как ее покинуть, я дал клятвенное обещание, что вернусь сразу же, как только смогу. Вернусь с тем, за чем я сейчас и уезжаю. Меньше всего на свете мне хочется куда-то ехать, и я понимаю тебя, когда ты говоришь мне, что не хочешь расставаться со мной ни на миг.
Но теперь я точно знаю, что мне необходимо сделать. Я должен получить дворянство.
И не просто дворянство, а то, что передается по наследству. Чтобы дети, которые обязательно родятся у нас с Миланой, тоже были знатного происхождения.
Это совсем не важно мне, это очень важно им.
Нет, как же хорошо думается, когда трясешься верхом на лошади. Раньше я считал, что так хорошо мысли в голову укладываются только при ходьбе. Ан нет, оказывается.
Лошадь живое существо, и даже достаточно умное, чтобы принимать собственные решения. Задай ей общее направление, и нет никакой нужды постоянно корректировать курс и скорость.
А мысли все об одном и том же: как мне его добыть, это самое благородное происхождение. Вернее, стать прародителем его для своих потомков.
Есть, конечно, варианты беспроигрышные. Например, в армию податься. Отслужу положенное количество лет, эдак пятнадцать или двадцать, выслужусь до какого-нибудь чина, подвигов немыслимо совершу.
Вполне возможно, что и дворянство дадут, если сумею себя проявить и отличиться должным образом.
И явлюсь я перед Миланой весь в боевых наградах, убеленный красивыми сединами, с гордой шпагой на боку и с такой же походкой. Первым делом расцелую милые морщинки у нее на лице. И заживем мы долго и счастливо, все те года, что нам останутся. Если не убьют.
