«Рено» заехал в гулкий, пустующий угольный склад.
— Прибыли? — поинтересовался Рейли.
— Только не говорите мне, — проворчал Кирилл, — будто вы здесь в первый раз и сами всё не проверили…
Лейтенант Интеллидженс сервис коротко хохотнул.
— Надо же мне было осмотреть место преступления! — жизнерадостно сказал он. — Помогите-ка…
Штабс-капитан вытащил увесистый пулемёт, завёрнутый в мешковину, и взгромоздил на плечо.
— Знакомая штучка? — спросил Рейли.
— Я — офицер. Пошли…
Перейдя ржавевшие рельсы, они углубились в район, застроенный мрачными, приземистыми зданиями, чьи окна были разбиты, а то и вовсе зияли голыми проёмами — рабочие не брезговали и рамами, в хозяйстве всё пригодится. Пахло мокрым железом, угольной гарью и, пардон, дерьмом.
— Мы почти на месте, — сказал Кирилл, забираясь в бывшую контору.
Заглянув в облюбованную им комнату, весь пол которой покрывали жёлтые листы бумаги, он подошёл к узкому окну, выходившему в неширокий, но удобный проезд, местами заросший травой. Две широкие колеи блестели лужицами.
— Вон там, — Авинов ткнул пальцем в двухэтажное строение по ту сторону проезда, — примерно такое же помещение. Видите окно? Вон, где копоть?
— А, вижу, — присмотрелся Рейли. — Там был пожар?
— Да чёрт их знает… Ну что? Остаётесь здесь или прогуляетесь?
— Прогуляюсь.
— Я дам знать, когда покажется Кожаный.
— Вери велл.
Сидней ушёл, а Кирилл присел на опрокинутый сейф, из которого вываливались подшитые пачки счетов. Он был совершенно спокоен. Предстоящая ликвидация его не особенно пугала — ему ли, ходившему в штыковые атаки, бояться стрельбы? Авинов даже чувствовал мрачное удовлетворение — Свердлов был той ещё сволочью, и, если избавить мир от неё, воздух станет куда чище.
Самое поганое в засадах — это ожидание, это скука. Время тянется до того медленно, что чудится, совсем уж не тикает. И Кирилл специально захватил с собою пайку — кусок ливерной колбасы и горбушку хлеба. Будет чем себя занять…
Из здания напротив махнул рукою Рейли — дескать, туточки я, просьба не беспокоиться. Авинов помахал в ответ. Закусив, он стал терпеливо ждать. И дождался.
Сначала послышался взрёвывающий звук мотора, потом завиднелся и сам «паккард». Напротив забелело лицо англичанина — Кирилл резко мотнул рукой, заодно кивая. Готовься, мол.
Лихорадочно развернув тканину, он приподнял «льюис» и приспособил на подоконнике. Готов.
«Паккард» ехал не спеша, ныряя передком в ямы и валко покачиваясь на ухабах. Водителя Авинов узнал — это был Юлиан Конопко, поляк по рождению и авантюрист по духу, личный шоффэр «Кожаного» и его же протеже. Конопко возглавлял автобоевой отряд имени ВЦИК — банду инородцев, готовых стрелять в кого прикажут. А вон и сам Михалыч, пенсне своим поблескивает… Попался!
Длинная очередь из «льюиса» ударила с прерывистым грохотом, пуская долбящее эхо. Пули разворотили капот — забили струйки пара. С дребезгом и звоном разлетелись стёкла, задёргался Конопко, просаживаемый в упор и навылет. Кирилл на секундочку прекратил стрельбу, но ритмичный гром продолжался, только глуше — это «работал» Рейли.
Замерший на месте «паккард» тяжело осел на пробитое колесо, и тут к шуму расправы примешался неожиданный стрёкот. Авинов резко выглянул наружу — и отшатнулся. Машину догонял мотоциклет с пулемётом «максим» — всё же побоялся Свердлов без охраны выбираться к рабочим, прихватил своих «автобоевых» головорезов!
Зачастил «максим», вплетая своё татаканье в погромную сюиту боя. Кирилл выпрыгнул наружу и потащил «льюис» за собой. По стене чиркнула пуля, выбивая кирпичную крошку.
Авинов развернулся и открыл огонь, первым срезая пулемётчика в коляске. Того же, кто щерил зубы, выгибаясь над рулём тарахтящего «дукса», прикончил Рейли — очередь пришла с его стороны. Мотоцикл, «подвернув» колесо, опрокинулся, выбрасывая свой, уже неживой груз.
Тогда Кирилл развернулся к «паккарду», чья задняя дверца открывалась толчками, — показался сползающий на дорогу Свердлов, после выпал большой портфель жёлтой кожи в кровавых отпечатках. Короткая очередь добила председателя ВЦИК.
— Уходим! — крикнул Рейли.
— Проверь самокатчиков!
Авинов убедился, что Конопко уже на том свете, и вернулся к «Кожаному». «Уже!» — это было любимое выражение Якова Михайловича. Придёт Ленину мысль о мероприятии «в честь» или «в ознаменование», а Свердлов ему: «Уже сделано!» Деятельный был товарищ… Уже не будет.
Перевернув мёртвое тело, Кирилл углядел большой ключ, висевший у Свердлова на шее. Пуля перебила кожаный шнурок. Авинов подобрал ключ и сунул себе в карман.
— Уходим!
То и дело переходя на бег, Авинов и Рейли поспешили к складу угля.
— Бросаем пулемёты! — выдохнул Сидней Джордж. — Не дай бог, патруль сунется с проверкой!
Оба «льюиса» полетели в бурьян, а «рено» уже взрыкивал двигателем, выезжая на свет. Кирилл упал на сиденье, загнанно дыша, и захлопнул дверцу. Сзади заскрипел пружинами Рейли.
— Гоу, гоу, Джордж!
Авинов вышел возле Никитских ворот. Рейли уехал недалече — рядом, в 19-м доме по Хлебному переулку, находилась квартира Локкарта. Видать, решил доложиться…
Кирилл шагал к Кремлю, чувствуя себя опустошённым. Слишком много нервов и сил затребовала ликвидация. Наверное, поэтому обычная настороженность и подвела его — чёрный, как ворон, «форд» подкатил почти неслышно. Двое чекистов, выскочивших из машины, мигом скрутили Авинову руки и пихнули в салон, где в штабс-капитана вцепился третий. Облапал, не церемонясь, отнял кобуру с маузером и припрятанный парабеллум.
— Вы что творите, суки! — заорал Кирилл, вырываясь. — Я — помощник наркома Сталина!
Чекист, залезавший на переднее сиденье, хохотнул.
— А нам до сраки! — сказал он и пихнул водителя локтем: — На Лубянку!
Газета «Известия ВЦИК»:
Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряжённейшей революционной борьбы…
«Форд» ехал, особенно не спеша, хотя и обгоняя пролётки. Часто сигналя, виляя между недовольными пешеходами, путавшими тротуар с мостовой, машина выбралась на Лубянку. Фонтан посерёдке площади не работал, однако извозчики, привыкшие поить из него лошадей, по-прежнему группировались вокруг, поправляя упряжь, скармливая сухарик кормилице да переговариваясь — матерки так и витали в воздухе.
