– Это почему же?
– Да потому что самое лучшее у них – на продажу.
– Да в Тане уж небось у каждого по две бочки припасено! – Семен засмеялся. – А в Азаке татары вина не пьют, им Магомет запрещает.
– Угу, – усмехнулся Раничев. – Не пьют, как же!
– Молод ты еще, Сема! – поддержал Ивана Никодим. – А то бы знал, что ордынцы зело к пианству способны.
Прихватив опустевший кувшин, Семен вышел на палубу, а Никодим с Раничевым, неспешно допив остатки вина, затянули песню, которую пели вот уже второй день и никак не могли допеть до конца. В общем-то, пел один Иван, а приказчик подтягивал, не всегда попадая в такт. Но так, ничего выходило, душевно, особенно если учесть, что песня-то была не из простых – «Скакал витязь по степи» – местный «культовый хит», который Раничев исполнял эдак душевно, с надрывом, почему-то – на мотив «Белладонны», известной в исполнении как английской группы «UFO», так и наших «Веселых ребят», причем наши-то пели гораздо лучше. Душевнее!
– Ну? – допев второй куплет (третьего не помнил), Раничев вопросительно взглянул на собутыльника. – Что-то Семен долго не возвращается. Неужто вино кончилось?
– Типун тебе на язык, Иване Петрович! – рассердился Никодим. – Ну надо ж такое сказать!
– Ла-а-адно, не злись, – Иван подмигнул приказчику и засмеялся. – Пошутил я… Э, да вот, кажется, и Семен! Чего так долго, Сеня?
Вернувшийся с добычей посланец с гордостью поставил полный кувшин на стол.
– Еле успел, – он шмыгнул носом. – Еще б чуть-чуть – и пили бы какие-нибудь опивки.
– Что так?
– Да монаси, черт бы их… Едва не опередили.
– Постой, постой, – встрепенулся Раничев. – Монахи ведь вина не пьют!
– Ага, не пьют… так же, как и твои татары… Поди вон, сам погляди.
– Что за монахи? – разливая, спросил Никодим.
– Да не наши, не православные, перед самым отплытием сели.
– Так-так-так, – Иван насторожился. – А нет среди них такого тощего, противного, с лошадиной харей?
– Да пес их знает, Иване Петрович, я ведь не присматривался… Да, служка твой, в сапогах красных, с монасями говорил о чем-то.
– А, – отмахнулся Иван. – Все, бедняга, четки себе купить хочет. Ну, вздрогнули!
* * *
Потом уже ходил за вином сам Раничев – ему пришла очередь – шумно так ходил, шатался, едва даже не упал через борт – хорошо, поддержал родимый слуга, Аникей-отрок. Живо бросился к хозяину, аж сапог забыл одеть на левую ногу, так и поскакал – в одном.
– Не ушибся ли, господине Иване Петрович?
– Не ушибся, – тяжело опираясь на щуплую фигурку слуги, Раничев дыхнул перегаром – ровно дракон, эх-ма!
Случившиеся на палубе как раз в это время католические монахи-францисканцы с осуждением покачали головами. Над мачтами, в лазурном небе, ветер быстро нес облака, впереди, освещаемая осенним солнцем, показались темная полоска берега, устье реки и две крепости по обоим берегам – ордынский город Азак и Тана – торговая фактория генуэзцев. Приплыли.
Иван и на причал вышел такой же – качающийся и орущий что-то веселое. За ним – стараясь не очень шататься – плелись оба приказчика, за теми – монахи, а уже за ними – Аникей-отрок. Ну-ну…
– Знаю тут одну корчму, – задержавшись на пристани, Раничев обнял собутыльников за плечи и заговорщически подмигнул. – Искендер-ага хозяин.
– А турок-то? Так и мы его знаем…
– Ну тогда что ж мы стоим? Аникей! Аникей! Да где ж ты, мать твою?
– Я здесь, господине.
– Узнай-ка, не плывет ли кто по пути? Ежели что, придется нанять лодку.
– Сделаю, мой господин, – поклонившись, Аникей убежал прочь, а Иван с друзьями свернул на постоялый двор Искендера-аги.
Одноглазый турок встретил гостей с улыбкой, а, узнав Раничева, поцокал языком и громко позвал:
– Прошка! Эй, Прошка!
– Звал, Искендер? – вбежал в корчму белобрысый подросток в чистой сермяжной рубахе, свежих онучах и тщательно подвязанных опорках из лошадиной кожи.
– Звал, звал, – турок закивал головой. – Хвала Аллаху, хозяин твой вернулся!
– Иване Петрович! – всплеснул руками Пронька, в синих глазах его показались слезы. – Радость-то какая, радость!
– Ну раз радость, так тащи еще вина… Да, – Раничев повернулся к хозяину постоялого двора. – Спасибо тебе, Искендер, что не забыл мою просьбу, выкупил-таки парня. Вот, – он отсчитал деньги. – Полста серебряников, как и договаривались.
– Якши! – Искендер-ага ловко сгреб со стола деньги.
Наступила ночь, темная и ненастная, с низким, заполоненным дождевыми тучами, небом. Накрапывавший с вечера дождь к ночи полился в полную силу, тугие капли барабанили по крыше, шуршали на дворе старой соломой, вспенивали грязные лужи. Трое в черных плащах быстро шли по пристани вдоль реки, не оглядываясь и без задержек, видимо, точно знали, куда идти. Нет, перед воротами постоялого двора все же остановились.
– Сюда, сюда, панове, – отделилась от забора фигура. – Прошу…
Скрипнула дверь, забрехал пес, из-за двери выглянул дюжий слуга с горящим факелом:
– Кто?
– Гости к моему хозяину. Я предупреждал Искендера-агу…
– А, – слуга смачно зевнул. – И шляются же в такую погоду… Ну проходите, что встали? Ужин, вино?
– Благодарю, они уже ужинали.
– Вот и славно. Покои на втором этаже.
– Знаем.
Вся троица и четвертый – тот, кто встречал – на цыпочках поднялись по лестнице.
– Здесь… Вот эта дверь.
– Он спит?
– Дрыхнет беспробудно, пьяница! Наверное, и не стоит его убивать, можно и так забрать перстень…
– Это не тебе решать… Тсс! Что это? Тьфу, черт. Кошка! Идем.
Чуть слышно скрипнула двреь…
– Дьявол! Ничего не видать, – шепотом посетовал кто-то. – Взожги-ка свечу, брат Бенедикт.
Щелкнуло огниво, посыпались искры… вот зажглась и свеча.
Раничев, не раздеваясь, спал на спине, разбросав в стороны руки. Черная рука с зажатым в ней кинжалом метнулась к его груди стремительной тенью…
Иван, словно этого и ждал, не вставая, закатил татю такую плюху, что тот со стоном вылетел в дверь и покатился по лестнице вниз.
– Хороший удар! – выхватив меч, вскочил на ноги Раничев. – Эй, Никодим, Семен, Пронька! Хватай их, покуда не убеждали…
Ночные гости со всех ног бросились наутек, впрочем, никто особо за ними не гнался, Иван даже придержал пытавшегося было броситься в погоню Проньку.
– Стой, паря! Пусть себе бегут, ништо… Никодим, друже, ты главного-то споймал?
– Споймал, Иване!
– Ну так тащи его сюда… Эвон, Прохор, изволь-ка полюбуйся-ка соглядатаем литовским!
Пронька с любопытством посмотрел на дверь, в которую толстый приказчик Никодим с усмешкой втолкнул связанного отрока.
– Аникей?! – удивленно воскликнул Прохор.
