– Экий ты хитрый… – недобро улыбнулась одна из русалок. – Станем мы еще для смертного железо со дна тягать. Нам ты нужен!
– Именно я? – озаренный внезапной мыслью спросил Микулка.
– Ты. А может и не ты. Молодец нам нужен, витязь славный, чтоб мужем нам был.
– А коль я вам мужа сыщу? Достанете меч?
– А хорош он собой?
– Да уж краше меня! Больше в два раза. Крепкий как вол, а до девок охочь, спасу нет.
Русалки явно заинтересовались услышанным.
– И где он?
– Мне ведомо, а вам пока ни к чему. Погиб он в полдень недалече отсюда. От меча погиб.
– Свеженький… – похотливо переглянулись русалки. – А в упыря не превратится? Зачем нам упырь?
– Глупые вы! Павшие вои никогда упырями не становятся! Чай не слышали?
– И то верно!
Русалки заметно подобрели, зашептались о чем-то своем.
– Ладно, будь по твоему! – молвила та, которая обращалась в светловолосую красунью. – Тяни сюда своего воя, а мы меч вытянем. Положим подальше от берега, а ты витязя своего поближе к воде. Возьмешь меч и ступай.
Микулка попятился в чащу, боясь повернуться к воде спиной.
Вскоре он нашел на поляне Тита, он так и лежал на спине, раскинув по сторонам крепкие руки. Еле допер паренек воеводу до омута, но подметил, что русалки не обманули, меч сверкал на размоченной глине, отражая струящийся звездный свет. Микулка с удовольствием бросил тело у самого берега, подхватил Кладенец и рванулся через чащебу на запад, хрустя под ногами трухлявыми сучьями. Уже порядком отбежав от воды он услышал тяжкий всплеск ушедшего в воду тела.
– Ну потешится теперь окоянный вражина… – с усмешкой молвил паренек и поспешил к окраине леса.
Ночь была светлая, наполненная светом звезд и подвешенной к небу щербатой Луны, только ветви деревьев расчерчивали ее густыми разводами сажи. Микулка добрался до западной окраины леса и услышал знакомый конский всхрап.
– Конячка моя! – радостно воскликнул он. – Поди сюда!
Конь просунул промеж кустов широкую морду и поискал влажными губами знакомую хозяйскую руку.
– Ну все, все… – успокоил его паренек. – Поехали в город, а то слишком уж много всего в один день.
Он пролез через кусты и уже собрался вскочить на конскую спину, но почувствовал на себе чей-то тяжеленный как медвежья лапа взгляд и решил обождать. Нарочито медленно достал из-за пояса кожаную перевязь, приладил к снятому с пояса мечу, закинул тяжкий булат за спину и только после этого осторожна огляделся. Ничего… Тихо, только еле ощутимый ветерок шуршит в вышине ветвями. Зарян учил, что когда глаза и уши не могут поведать от том, что надобно, следует положиться на нюх. Паренек тихонько вдохнул воздух, словно пробуя его на вкус, погонял в носу, втянул снова. Был какой-то запах. Странный запах, еле уловимый сриди сотен других запахов леса и близкого конского тела. Молодой витязь повернулся в ветер и наработанным рассеяным взором вперился в темноту. Лес жил своей таинственной жизнью, колыхался, дышал, взгляд с трудом отделял предметы от их зыбких теней и щупал, щупал… Там ежик суетится в корнях трухлявого пня, правее колышится на ветвях сорочье гнездо. А под ним неподвижная тень, словно стоит под древом кто-то огромный, сутулый. У Микулки кровь застыла в жилах, он понял, что именно взгляд этого жутковатого существа придавил ему плечи, когда он хотел забраться в седло. Ни звука, только еле ощутимый аромат дикого зверя. Паренек подумал сначала, что это медведь, но что-то слишком длинные у этого медвдя лапы. Или руки? Может леший вылез из дупла искупаться в серебряном лунном свете? Паренек осторожно шагнул в сторону и перепугался еще сильнее, узрев как сверкнули в темноте два крохотных уголька глаз неведомого чудиша. Он потянул из-за спины меч, чувствуя как новая рубаха пропитыается со спины липким потом, взял коня за повод и попятился к городу. Его остановил глухой рык.
– Поспешаешь излишне… – проревела неясная тень.
Микулку даже передернуло от непонятного страха. Упыря так не боялся, а это словно в самую душу зрит.
– А чего мне тут делать? – непослушным голосом ответил он. – Не спать же тут под кущами.
– Подь сюды. – рыкнуло из под дерева.
– Ага… Сейчас… – снова попятился паренек. – Токма коня на прощание поцелую.
– Нашел время на нежности. Да не бойся ты, не нежить я, человечий сын.
– Вот то на тебе начертано, чей ты там сын. Ступай откель явился, не то зашибу ненароком.
– Не бахвалься зазря! – строго предупредил Голос. – Чую я колдовство великой силы. А зла не чую. Делай как кажут.
Паренек спорить не стал, но ноги идти вперед никак не хотели.
– Ты что, не слыхал чего тебе Кладенец твой советует? – взрыкнуло чудище. – Разве дурного совета он тебе давал?
Тут уж Микулка не выдержал. Это кто же такой, коль Голос меча слышит вместе с ним?
– А ну выходи на свет! – зло крикнул Микулка. – Повадились тут прятаться по кущам… Выходи и говори кто ты есть, а ежели нет, так ступай своею дорогой. Недосуг мне тут со всякими баять…
Тень шевельнулась и совершенно беззвучно вышла под поток лунного света. Тут уж паренек и вовсе оторопел – шагах в десяти от него стоял здоровенный мужик с крепкими руками, короткими ногами, привыкшими к верховой езде и… с медвежьей головой. Почти медвежьей… Скорее медвежьей, нежели человеческой. В правой руке он держал внушительный, под стать себе, резной посох. Таким если угадать, то костей потом год не сыщешь.
– Узрел? – глухо взрыкнуло чудище. – Полегчало? Я Белоян, волхв. Князь думает, что княжий.
Чудище изобразило подобие усмешки, обнажив крупные белоснежные клыки. Микулка стоял с мечом и не знал что делать.
– Верно, меч засунь на место, чтоб какого лиха не приключилося. Так это ты Тита к Ящеру отправил?
– Не к Ящеру, а к русалкам, пусть позабавится. Он на меня на спящего напал, еще и не один. Только второго я не узрел, он меня дубьем прибил так, что я насилу очухался.
Микулка упрятал меч в ножны, но рассбляться и не подумал, да тут и не расслабишься, коль рядом такое стоит.
– Дрррянь… – зло проревело чудище, да так громко, что аж кусты шевельнулись – Я сразу Владимиру говорил, что не стоит Хмурому доверять воеводство верховное. Ему звездами в небесах писано быть заносчивым глупцом, чужого совета не слушающим. От того и все беды его, а от бед и озлобленность. В омуте ему самое место, мавками да русалками командовать. Говорил я Владимиру, чтоб Претича в главные воеводы метил. А Претич теперь в обиде, не пойдет воеводить… И как же ты двоих воев спросоню одолел? Тит чай тебя вдвое больше.
