Он особо выделил слово «простых».
— А кто сможет? — прищурился опричник.
— Есть у меня такие в отряде, кто совладал бы. Да мало того, перевел бы кое-что и на нормальный язык с басурманского.
— Так это целому монастырскому подворью не по силам, — покачал головой Басманов.
Ангмарец упрямо продолжал:
— Монахи долго переводить будут, мои скорее управятся.
— Это уже дело, — заметил Басманов. — Государь по-германски разумеет, балаганщики тоже. На первый раз сгодится. Но если по сердцу придется ему представление, то надо по-нашенски. Отрядишь нужных людей… Что нос воротишь? Не обидят их, князь ручается, мало тебе? Не к зверю в логово отпускаешь, чай!
— Лучше бы, княже, мы бы перевели, на папире записали, и заслали бы в Москву. А там комедиантов живо научат по-русски представление давать.
Басманов хотел было осерчать, но только вздохнул.
— После обговорим. Дальше что скажешь?
— Надобно для этого найти книжицу этого самого Ариосто. Иначе придется со слов записывать латиницей… Возни много.
Спросили у комедианта, где взять творение средневекового рифмоплета. Тот удивился, пожал плечами. По его словам выходило, что он от своего отца и деда выучился наизусть декламировать множество стихов, а само произведение никогда не видел и не интересовался им.
— Ничего, — сказал на то Басманов. — Велим купцу новгородскому Баженову достать. Он у черта ступу купить может, если расстарается. Он как раз поставками для воинства занят. На днях, Никита Романович говорил, сам пожалует.
Ангмарец стал пересказывать замыслы Дрели, загоревшейся идеей собственного театрика:
— Они в своей заморской артели действительно годами учатся куклами управлять. Но и мои людишки кое в чем собаку съели. Смогут очень быстро научиться управлять куклами, надо только пару раз глянуть, как закордонники орудуют.
— Этот вот нахал, — указал подбородком на комедианта Басманов, — хотел воспротивиться. Говорит, шельмец, что в святая святых его богадельни нечего чужакам соваться. Но я его урезонил. Кому надо — посмотрят на их бесовское искусство.
Опричник внимательно посмотрел на ангмарца.
— А может, твои волшебные люди еще и кукол изготовить смогут?
— Простеньких смогут, — сказал назгул. — Но не чета этим, конечно. Тут настоящие золотые руки нужны.
Басманов рассмеялся.
— Если бы сказал, что сей час изготовишь фигуры колдовские, ей-богу поддел бы тебя на дыбу. Уж больно много для простых христиан смыслят твои воины.
«Это что, дружеская шутка? — спросил у себя назгул. — Или он всерьез? Может — плюнуть на всю эту затею? Но нет, уже поздно. Да и Дрель скулит, хочет какого-то настоящего дела для себя, устала по кораблям да бивуакам мотаться…»
— Выходит по твоим словам, — сказал опричник, — что нужно только книжицу достать, мастеровых да кузнецов изыскать, и можно свой собственный балаганчик запускать во вражьи земли?
— Нужно заплатить отпускную артели в Генуе, — стал перечислять назгул, — посмотреть несколько раз на работу залетных артистов. Ну — и время надобно на перевод, изготовление кукол и обучение.
— Завтра закордонники дают спектакль, хотелось бы посмотреть после них на умение твоих людишек.
Ангмарец вздохнул, недобрым словом помянув Дрель.
— Так не готов никто еще…
— Это ничего! — Басманов категорично рубанул воздух кулаком. — Тряпичных кукол сделаете, наплетете чего, да хоть сказку какую.
«Хозяин барин, — сделал неизбежное умозаключение ангмарец и завершил его еще более плоским шахматным афоризмом: — Тронул — ходи».
— Ну, что там этот обозный умелец?
Словно услышав голос опричника, вернулся мастер, передал «тело» куклы хозяину. Тот недоверчиво принялся осматривать свою собственность, едва ли не обнюхивать, недовольно ворча.
— Что скажешь, служивый? Тот развел руками:
— Воистину — хитры латиняне! Тонко сделано, с умом и сноровкой.
— Хватит чужое хвалить, о себе скажи. Возьмешься сделать подобное?
— Если бы мне струмент найти нужный, да помозговать пару деньков… Только, княже, будет ли шевелиться эта натура? Доспех скуем, словно настоящую бронь. Палочки да веревочки я привяжу к нужным местам, а дальше…
— На то иные есть людишки, — Басманов выглядел довольным, победно поглядывал на итальянца, охающего и причитающего над «орландо». — Сейчас же берись струмент разыскивать, остальные дела побоку. Я сам о тебе обозному воеводе слово молвлю. Кто у вас там?
— Малюта Скуратов-Бельский.
Басманов рассмеялся:
— Как же я запамятовал? И сюда опричные верные люди пришли. Так что не бойся никого, займись куклами, да побыстрее.
Ангмарец повернулся к мастеру.
— Здесь в городе есть отличная кузнечная артель. У них любой тонкий инструмент купить можно.
Мастеровой замялся, но Басманов уже кликнул Ярослава:
— Приставь людей к сему человеку, да злата ему отсыпь, сколько надо. В лагере тебе удобно ли работать?
— Лучше бы потише место, — честно сказал мастер. — В городе.
— Хоть в ратуше. Где найдешь подходящие палаты, туда и садись дело делать. А воспротивится кто — вот к нему обратись, к Ярославу. Он мигом хамов на место поставит моим именем.
Мастеровой оторопело принял из рук Ярослава звякнувший мешочек, сильнее обычного кося глазом, промямлил:
— Без счета деньгу даешь, княже?
— И ты счета не веди. Закончатся, или иная нужда какая — опять же, к Ярославу. Помни, нужное для государя свершаешь.
Мастер удалился, испросив соизволения.
— Надо бы ему одну из кукол дать для примера, — заметил ангмарец вслух. — Только, сдается, пришлось бы тогда итальяшку в железа заковывать.
— По памяти изобразит, — отмахнулся Басманов. — Для первого раза сойдут и неказистые. А потом видно будет.
Отпустил он вскоре балаганщика и толмача. Назгул ждал продолжения, но Басманов пригласил его трапезничать.
— Если все ладно пройдет, — спросил он погодя, — людей для нашего балагана дашь?
— Уже есть такие, кто просится, кому ратная служба в тягость.
— Поди — девицы ваши?
— Они, княже. Хотят свет повидать.
— Странное для девиц желание, духовник бы не одобрил. Да и есть ли он, духовник-то?
— Как не быть, — соврал ангмарец, чувствуя, что уши его начинают пламенеть. — Только на войне как-то далеко оказался.
— Ну-ну, — покачал головой Басманов. — Кому другому я бы такого окаянства и паскудства не спустил. Но вы — странная дружина.
— Но и верная, княже, разве нет?
Басманов помолчал.
— Настанет час, боярин, — сказал он со значением, — когда ты сядешь рядком, и расскажешь мне кое-что…
