— А как же! Так вы сами сейчас и позвоните.
Полуторка въехала на улицу Антоновки, проскочила вдоль шеренги одноэтажных шлакоблочных домов, горбящихся мансардами, и свернула вдоль электролинии к беленому зданию фермы.
— Ка-ать! Ка-ать! — крикнул парень из открытой двери. — Телефон покажи товарищу!
На порог выскочила молодая женщина в фуфайке и сапогах.
— Сюда проходите! А ты разворачивай! — крикнула она уже на шофера. — Что мы тебе будем фляги через кабину кидать?
— Да сейчас разверну, погоди ты! Видишь, дело какое! Диверсантов ловят!
— Да без тебя словят, непутевый, разворачивай! И так прождались!
— Не словят! Мне лично товарищ спецзадание дал, а ты кричишь. А на этой развалине куда успеешь, куда, видишь? Ну вот, опять заглохла…
Худощавая старушка крутила диск телефона.
— Але! Управление! Это с Антоновки говорят! Тут с Ковальчуком просят соединить срочно. Что? Передаю трубку.
— Алло! Говорите! Слушаю вас! — зазвучал в трубке знакомый голос.
— Это Еремин!
— Что? — в трубке защелкало, видимо, включили запись.
— Совершено нападение на объект. Нападавших не менее двух, — торопливо объяснял Виктор, держа автомат наготове и косясь на дверь, — применяют гипноз или иное неизвестное оружие, охрана не может оказывать сопротивления, много потерь, я бежал через третий ход…
— Где сейчас находитесь?
— Антоновка, молочная ферма на окраине села, где телефон.
— Оружие есть?
— Автомат… три рожка.
— Оставайтесь там, к вам подъедут! Будьте осторожны, не высовывайтесь! На рожон не лезть!
— Пусть ко мне подъедет тот, кто меня хорошо знает! Чтобы я мог проверить, что его сознание не под контролем, понимаете! Иначе я себя ликвидирую!
— Мы поняли! Подъедет человек, вам знакомый!
В окно Виктор увидел, что к ферме спешит чувак с двустволкой в руках. "Черт, это еще кто?"
Скрипнула дверь.
— Не входить! Оставайтесь на месте!
— Это Лужин, Николай Павлович! Я насчет народ поднять на задержание диверсантов!
— Отставить народ! Всем укрыться в погребах и подпольях!
— Батюшки! — воскликнула старушка, продолжавшая стоять подле телефона; очевидно, она тут была за старшую. — Нечто атомная война началась!
На улице послышалось гудение двигателей. В окно Виктор увидел, что по улице промчались два длинных, похожих на крокодилов, бронетранспортера в зимнем камуфляже и за ними, гремя гусеницами, прокатилась самоходная зенитка с задранным в небо шестиствольным орудием с вращающимися стволами — видать и есть тот самый калашниковский "Кактус". "Еще паника начнется" — подумал Виктор.
— Нет, это временно! И с фермы народ пока отведите!
— Слышали, что говорят? — обратилась старушка к собравшимся вблизи женщинам в спецодежде. — В погребе спрячьтесь!
— Никитична, а скот как же? Милка не сегодня-завтра отелится!
— Не уйдет твой скот! Сказали — временно! — отрезала старушка, продолжая, однако, сама стоять рядом.
— Вы тоже с ними, в погреб идите!
— А мне нельзя, я здесь ответственная! Я эту ферму сама строила, и поскольку жить мне осталось мало, то пусть я лучше на этой ферме умру, а коров своих в обид не дам! Вон они, красавицы, каждая на моих руках росла!
"Ну что ты будешь делать… Ладно, будем надеяться, что и гипнозом такую не сразу скрутить".
По улице прогрохотал гусеничный арттягач с брезентовым кузовом и остановился на околице у водокачки. Из него выпрыгивали солдаты и растягивались в цепь вокруг фермы; еще три таких же проследовали мимо него, свернув с дороги, в обход леса. В лесу послышалось нестройное татаканье автоматов. Со стрекотом невысоко над лесом плавно проплыли один за одним два поджарых самолета с высоко поднятыми над фюзеляжем оранжевыми крыльями и широкими лыжами вместо шасси, необычайно напоминавшие немецкие "шторхи"; видимо, с Бордович подняли авиацию ОСААФ. Еще через пару минут со стороны Брянского аэропорта показались три звена легких вертолетов и один тяжелый, транспортный, с двумя винтами вдоль фюзеляжа, появился со стороны Сещи и завис высоко в воздухе. Один из легких вертолетов, судя по звуку, вернулся и стрекотал где-то над фермой, не видимый Виктору из окна.
На дороге показался знакомый серый "Старт" и остановился поодаль от фермы. Из него вышел майор Ковальчук и помахал в воздухе руками.
— Внимание! — рявкнул кто-то из ручного мегафона, стоя позади машины. — Сейчас к вам подойдет наш сотрудник, у него нет оружия!
"Ну, это уже как в фильмах про террористов" — с некоторым недовольством констатировал про себя Виктор. "Еще подумают, что я эту бабку в заложники взял"
— Все, вы бы, бабушка отошли сейчас на минуту.
— А зачем? Я тут не мешаю.
— Вы не поняли, товарищ…
— Колбенцева, Мария Никитична я.
— Вам, товарищ Колбенцева, поручается задание выйти навстречу товарищу майору и сказать: "На вопрос отвечать не спешите, вопрос требует обдумывания". Как меня поняли?
— Значит, на вопрос отвечать, это, не спешите, он, вопрос, то есть, требует обдумывания. Верно сказала-то?
— Верно. Далее следуете до машины и ждете дальнейших указаний. Понятен приказ?
— Понятен, сыночек, как не понять-то.
— Выполняйте.
Никитична выглянула из-за двери и крикнула:
— Не стреляйте, товарищи, свои! Это завфермой Колбенцева, мне с товарищем майором поговорить надо. Чего? Можно идти?
Никитична подошла к Ковальчуку и что-то пошептала ему на ухо, тот кивнул головой. И она засеменила к машине. Ковальчук, не спеша и держа руки на виду, подошел к дверям.
— Товарищ майор, вы насчет вопроса поняли?
— Да, Виктор Сергеевич. Мне передали. Отвечать, обдумав.
— Назовите годовщину смерти Сталина. Не спешите…
— Ответ готов. Можно говорить?
— Да.
— Тысяча девятьсот пятьдесят третий.
Виктор опустил автомат вниз стволом, поставил на предохранитель и аккуратно приставил к стене.
— Все, можно заходить. Вон там автомат, вот рожки.
Вошедший Ковальчук подобрал оружие и внимательно окинул Виктора взглядом.
— С вами все в порядке?
— Со мной-да, с остальными — не знаю. Комендант и начальник караула остались прикрывать, потом слышал падение двух тел.
— Давайте в машину, по дороге расскажете.
— А вы быстро поняли, в чем смысл вопроса — заметил Виктор, когда они с майором уже спешили к "Старту".
— Детский вопрос, — хмыкнул Ковальчук. — Сталин жив.
Фразу о том, что "Сталин жив" Виктор воспринял, как один из местных стереотипов. Бога нет. Сталин жив. Так принято.
