Мы накрываем стол. У художника нашлось варенье из грецких орехов. Он ездил на пленэр в Грузию. Странно, что сам еще не съел. Печенье и баранки принесла я. А Вера Абрамовна достала банки без этикеток – вареную сгущенку. Все заманчиво. И вкусно.
Чувствую, вербовка в КГБ – не главная тема разговора. Вопросительно смотрю на Веру Абрамовну.
– Да, Машенька, – кивает она, – у нас будет дело. Лев Михайлович зря переживает. Твои контакты в конторе могут помочь. Правда, потом придется скрываться.
– И что за дело? – я намазываю край печенюшки вареной сгущенкой.
– Мы с тобой уже обсуждали будущее всех нововведений.
– По частям людей легче контролировать?
– Да. И выдрать им надо выдрать людей из сложившегося, пусть и плохого, мирка для изменения личности. И когда у них будет власть над душой, развития уже не будет. Жизнь станет бесполезной.
– Вы считаете, что можно это остановить?
– Нет. Остановить нельзя. Можно попытаться пустить по другому направлению.
– А смысл?
– Смысл только в выигрыше времени.
– И как это сделать?
– Любое явление имеет материальное и символическое выражение. И у этого тоже есть. Надо найти настоящий символ и заменить на другой.
– Найди то, не знаю что, – вздыхаю я. Мне предлагают дело. Я не откажусь. – Проще, если бы украсть какой-нибудь ключ от волшебной двери.
– Не совсем ключ. – Вступает Лев Михайлович. – Возможно, деталь ритуальных принадлежностей. Мы еще не точно не знаем. Ты поможешь?
– Конечно, помогу. Только КГБ ублажать зачем?
– Чтобы не привлекать внимания к своей персоне.
– Успокоить чудовище?
– Да, и немного на нем покататься. Они называют это оперативным внедрением.
– Я уже внедрилась в эту жизнь, как смогла. Остальное – детали.
Мама заявила, что Новый Год будет праздновать на кафедре. Я усадила ее на стул. Грузинский чай первого сорта в маленькой желтой пачке заварился крепко. С индейским спокойствием я налила две чашки. И только отхлебнув, велела:
– Рассказывай.
– А что рассказывать? Пригласили. Я же старше других студентов. Что мне в общаге делать?
– Ой, мать, не темни.
– Ну, правда. Ладно. Я там на кафедре помогала как-то. Потом еще раз. Познакомилась с одним мужчиной.
– Мама!
– С доцентом кафедры неорганической химии. Он даже предложил у них подрабатывать лаборантом. Вообщем, зимнюю сессию закрою и подумаем.
– Не отвлекайся.
– Ну что? Не знаю я ничего еще.
– Но Новый Год с ним будешь?
– На кафедре. А что? Я свободная, он тоже.
– Уверена?
– Ой, Маша. Не одна ты такая проницательная. Я тоже умею информацию собирать.
– Молодец!
– А сама где будешь праздновать? – уводит она от темы.
– Ты у меня теперь пристроена. Со своими, наверное, буду. И Олега позову.
С Олегом мы решили встретить бой курантов в общежитии, где художники собирались. А потом заехать к нему домой.
Я надела рубашку нежно-голубого цвета с длинными рукавами. Юбку темную в клетку, чуть выше коленок. У мамы нашла замшевую жилетку, короткую. Единственный замшевый шнурок бантиком стягивал ее вверху. Низ оставался свободный и подчеркивал талию. Я затянула ремешок юбочки еще на одно деление. Теперь в самый раз. Для переобувки взяла простые туфли.
Из наших никто особо не вырядился. Художники – натуры свободные. Олег был в свитере на рубашку и брюках. По-студенчески. Зато с двумя пакетами разных вкусностей. И был встречен с восторгом. Стол сразу приобрел вид. Кроме своих, еще были ребята с театрального, студенты-декораторы. И один будущий актер Артур. Кудрявый метис, похожий на Пушкина. Через пару рюмок он достал гитару. Мы пели хором, обнявшись. Слушали его. Потом оказалось, что Настя умеет играть. Наивные дворовые песни про Леху, про старенький дом в Баварии.
После курантов все повалили на улицу. А мы с Олегом к его машине.
– Ты почему только шампанское пил? Я думала, мы пешком пойдем.
– Знаешь же, я не любитель алкоголя. Сама и его не попробовала.
– Мне нельзя.
– А я и не уговариваю.
Мы заходим в квартиру. Но там тишина.
– А где родители? – изумилась я.
– Уехали в дом отдыха «Сахареж» со своей компанией. Там много нужных людей будет. Пропустить нельзя.
– Почему сразу не сказал, – смотрю на него.
– А тогда не поехала бы? – он серьезен.
– Поехала бы, – опускаю я голову.
Он проводит пальцами по щеке. Берет за талию и притягивает к себе. Мы целуемся. Он не спеша трогает мои губы своими. Потом целует верхнюю, нижнюю. И целиком вторгается языком. Отдышавшись после поцелуя, молчу.
– Ты никогда не была в моей комнате, – шепчет он на ухо.
– Так, не показывал, – шепчу в ответ.
Он не убираю руку с талии ведет меня в комнату. Там полумрак. Только ночник на стене за матовым стеклом. Посреди комнаты разложенный диван. Белая простыня гладко натянута. Одеял и подушек нет. «Это будет тут» – проносится мысль.
– Я сказал себе, что в этой комнате не будет никаких девушек, кроме одной единственной. Моей. И ты – здесь.
Он поправляет мои волосы, упавшие на лицо. Рука его тянет шнурок жилетки. Потом настает черед пуговиц рубашки. Руки теплые. Обнажил левое плечо. Бережно развернул и отвел на два шага. На стене зеркало. В полумраке светлое пятно груди. Он запускает пятерню в волосы и откидывает голову чуть назад. Я прислонилась затылком к нему. В зеркале он, как темная громада за мной.
– Что ты со мной делаешь, – тихо говорю.
– Я любуюсь тобой, – он дышит часто. Его плоть прижата ко мне. Рука сдернула рубашку с правого плеча. Подушечки пальцем, еле касаясь, провели по соскам. Его губы почти коснулись шеи. Почти, потому что они тронули лишь пушок. Сначала на шее, потом между лопаток. По телу побежали мурашки. Внизу живота загорелся огненный шар. Когда он положил ладони на груди и поцеловал шею, я судорожно вздохнула с коротким стоном. Он двинулся вниз, освободил из объятий ремешка. Юбка упала на пол. Чулки вместе с трусиками тоже. Я опустила руки, чтобы соскользнула рубашка с жилеткой.
Легко подхватил меня на руки и уложил посреди дивана. Я смотрю, как он скидывает одежду. Тело мое дрожит. Я доверилась. Теперь он получает от меня энергию. Покрывает меня поцелуями. Бедра, живот, соски. Само лоно. Я лишь тоненько скулю, отвернув голову. Нежно приведя мои ноги к животу, он входит. Я чувствую его внутри. Боль разрыва затмевается безумием желания. Я обхватываю его руками и ногами, прижимая к себе. Не в силах сдерживаться, вскрикиваю при каждом толчке. Напряжение его плоти возросло. Он прихватил меня за волосы. Мы смотрим глаза в глаза. Я выгибаюсь с криком, впуская в себя горячее семя. Он не выходит сразу. Целует щеки, губы, закрытые глаза. Поглаживает талию и груди.
Я заполняюсь его силой. Она идет и сейчас. Я чувствую этот канал. Великое таинство соединения. Я принадлежу теперь ему. И он отдает мне все. Точнее, я могу забрать, когда захочу. Даже если мы не рядом.
Мы еще долго лежим. Когда он поднимает меня на руках, чтобы отнести в ванную, я вижу на простыни красное пятно. Самосознание потихоньку возвращается. Ладно. Он мой мужчина. Первый.
Конец первой книги.
