— Сейчас принесу. У Аманды с ногой что-то.
Сидевший у костра Егор обернулся:
— Я посмотрю.
— Нет-нет, — присаживаясь рядом, возразила девчонка. — Мне лучше уже, к утру, думаю, все пройдет.
— А если не пройдет?
— Пройдет. Я же знахарка, забыли?
Поужинав, беглецы улеглись спать прямо под открытым небом, на ветках, предоставив Аманде устроенный специально для нее шалаш. Мерцая синеватыми углями, тихо таял костер, в темном ночном небе горели звезды, и узенький серп растущей луны покачивался над вершинами близких гор, светясь в легком тумане, словно ближний свет автомобильных фар.
Вожников вдруг вспомнил дом — не этот, на Руси, в Новгороде или в Заозерье, а тот, где пилорамы, джип, лесовозы с фискарсами, друзья-реконструкторы… Эх, не повелся бы на уговоры бабки Левонтихи! Хотя… не больно-то она его и уговаривала — сам захотел чудесные способности обрести. Обрел вот. Сам себе — злой Буратино, винить некого. А с другой стороны, и не за что. Раз уж так сложилось, что здесь у него и семья: дети, Елена — супруга любимая, друзья, опять же… много, много друзей, но еще больше тех, кому князь — император! — очень и очень нужен. Чтоб защитить, чтоб все для жизни устроить, шутка ли — повелитель полумира! Это ж какая ответственность, и грустить о прошлом особо-то некогда — здесь дел неотложных полно, и все решать надобно. Ладно… Вот с Испанией разобраться да взять себя отпуск месяца эдак на три! Махнуть с Ленкой да детьми в Заозерье — в бане париться, мед-пиво-брагу пить, на рыбалку с верной дружиной податься. Хорошо, эх!
У догорающего костра возникла чья-то фигура, уселась на корточки… В черных глазах отразились синие угли.
— Ты что не спишь-то, Фелипе? — выглянув из шалаша, прошептала Аманда.
Малыш пожал плечами:
— Не знаю, не спится что-то. А ты чего?
— Я думаю — кто тут ходит? Вроде Энрике сейчас стражу несет — его очередь.
— Его… Он на ручей пошел, с флягой. А я сторожу — к утру ближе. Так уж выпало.
— Не уснешь?
— Не-е! Ой… — Отрок вдруг вскочил на ноги, словно бы вспомнив что-то очень важное, отбежал… и сразу вернулся, держа правую руку за спиной.
Аманда, любопытствуя, уже выбралась к костру, уселась:
— И что ты там прячешь?
— Глаза закрой.
— Зачем?
— Ну закрой — увидишь.
— Ой!
Распахнув очи, девушка улыбнулась, увидев в руках Малыша цветок… непонятно, правда, какой — темновато кругом было, — но красивый, наверное, не может такого быть, чтоб некрасивый!
— Это мне?
— Тебе. Бери, бери!
— Спасибо, Фелипе, — растроганно поблагодарив, Аманда поднялась на ноги и чмокнула юного воздыхателя в щеку. — Спасибо.
Позади послышались чьи-то шаги — вернулся с ручья Энрике Рыбина. Уселся, поставил у ног плетеную флягу.
— Водички хотите?
— Ага!
— А что не спите-то?
— Сейчас пойдем.
Егор слышал все разговоры сквозь сон, слышал и улыбался. Вот ведь как получилось — не думал, не гадал, а и здесь, можно сказать, в бегах, обзавелся ватагой. Именно так — ватагой: если не считать вполне независимого в силу отцовского капитала Лупано, и Аманды, все остальные были просто счастливы обрести себе покровителя, в котором — прав Альваро! — нутром чуяли честного и благородного человека, истинного кабальеро. Служить такому — великая честь для простолюдинов, ох не зря эти молодые люди так рисковали, спасая князя и девушку, они ведь — ко всему — еще и себя спасали, и не зря — теперь вот не сами по себе, а можно сказать, дружина, не просто гопники, а военные слуги благороднейшего рыцаря, с которого, в случае чего, и спрос. А если б не случай… Какие у них там, в Манресе, перспективы? Попасть рано или поздно в руки местного правосудия и украсить своими телами городские виселицы? Оно к тому и шло… если б не встреча с Егором.
Молодцы, ребята, живо свою выгоду сообразили, хоть и подростки еще, по сути-то… хотя нет — в эти времена взрослели рано. Это в голливудских фильмах подростки — обычно дебиловатые девицы да дубинушки лет по двадцать пять, вполне половозрелые особи, даже перезрелые, если на то пошло. А отвечать ни за что не хотят, не умеют — они же подростки, какой с них спрос, с детушек-малолетушек? Здесь такой номер не пройдет, живо спросят и, ежели некому заступиться, шкуру сдерут… или уж, на худой конец, на ближайшем суку повесят.
Светили в небе желтые звезды, и узкая, зависшая над горами луна ничего особо не освещала, а лишь больше сгущала тьму. Костер уже совсем догорел, лишь пара рубиново-синих углей мерцала во тьме, словно глаза какого-то дикого зверя.
Какие красивые у Аманды глаза! Да и сама она — красивая. Очень. И что бы там ни говорили… Черт! Укусил кто-то в шею. Москит? Не должны бы тут москиты…
Хлопнув себя по загривку, Малыш Фелипе привстал, поворочался, снова улегся на ветки… И опять принялся думать. Об Аманде, о ком же еще-то? Кому цветок подарил, о той и думал. Эта девушка — красивая, как солнце, что бы там ни говорили другие, а Фелипе хорошо слышал, как усмехался Беззубый: мол, тощая, как драная кошка… Ну и что с того, что не толстая? Не всем же дородными быть, тем более что дородных-то, с пышными бюстами женщин, честно сказать, Малыш Фелипе побаивался, а вот Аманду — нет. А что ее бояться-то? Она такая же, как и все, тоненькая, стройная… и арбузной груди нет. Альваро все на эту тему шутит, ох дать бы ему по зубам… Пары зубов-то у него и так нету, выбили, потому и Беззубый.
И все равно — дать бы! Или нет, лучше Аманде еще один цветок подарить… даже несколько, целый букет, вот к утру и нарвать, в шалаш забросить… Да! Отрок довольно улыбнулся — все же хорошо он придумал, просто здорово, и где цветы растут, знал — желтенькие такие, их и сорвать, у тропы, рядом с ущельем… Или пойти к реке? Нет, до реки далеко, не успеть, да и здесь сторожить нужно.
Подросток так и не уснул, все ворочался, дожидаясь своего часа. И дождался-таки — подошел сменивший Рыбину Рвань, нагнулся, дотронулся до плеча и шепнул:
— Эй, Малыш! Подымайся. Да вставай же!
— Встаю уже, встаю. Все спокойно?
— Да.
Поднявшись, Фелипе обошел стоянку по кругу, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Начинало светать, ночь уходила, пряталась на дно самых глубоких расщелин, к одной из которой и направился отрок, дабы нарвать цветов для юной красавицы Аманды, увы, не обращавшей на парня никакого внимания. Ну, разве что вчера вечером — из-за подаренного цветка. Поцеловала — да! Интересно, а сегодня поцелует?
Стоя на краю кручи, Фелипе нагнулся, потянулся за трехцветной фиалкой… и вдруг услышал позади, на тропинке, какой-то странный лязг, слегка похожий на тот, что производит опущенное забрало рыцарского шлема. Отрок быстро обернулся…
