— Бог в помощь, славный юноша! — громко, не таясь, пожелал парню паломник в рясе с накинутым на голову капюшоном, странствующий монах, каких много. — Цветы собираем?
— Ну… так… — от неожиданности Фелипе Малыш забыл поздороваться.
— Хорошее дело! Ты к Моренете или уже от нее?
— К ней, — мальчишка наконец улыбнулся — странник разговаривал вполне доброжелательно, да и выглядел довольно скромно. Рваная, подпоясанная простой веревкой ряса, котомочка за плечами…
— Я так полагаю, ты не один тут… Меня с собой возьмете, ведь по пути?
— Возьмем, — кивнув, Фелипе тут же задумался. — Только об этом, наверное, не меня спрашивать надо.
— Ничего, ничего, я кого надо спрошу.
Монах сбросил с плеча котомку, развязал… что-то лязгнуло… ага, вот оно! Наверное, фляга…
— Тебя как звать-то?
— Фелипе.
— Славное имя. А я — брат Флориан. Семечек хочешь, Фелипе? Хорошие семечки, тыквенные… По глазам вижу, что хочешь. Ну, не стесняйся же, подходи!
Уже все встали, умылись в ручье и подкреплялись оставшейся с вечера рыбой, а Фелипе Малыш все не приходил, словно в воду канул.
— Может, он заметил кого? — заволновалась Аманда.
Альваро Беззубый скривил тонкие губы:
— Да ладно — заметил! Как же, скорее за цветами пошел. Не видал я, что ли, как он вчера на тебя смотрел?
— Вообще-то, нам бы надо идти уже, — вытирая об траву руки, заметил Егор. — Но без Малыша не пойдем…
— Подождем?
— Нет. Ждать не будем — поищем.
Разделились на группы: Рвань с Рыбиной, Альваро с князем и Лупано с Амандой — такое разделение последним пришлось очень по душе, что было заметно даже толстокожему Рыбине.
— Посматривайте, — сказал тот. — Вдруг да погоня?
— Не, погони не может быть, — сплюнув через выбитый зуб, уверенно возразил бывший вожак шайки. — Но тут ведь всякого люда хватает. А Малыш и заблудиться мог вполне, клянусь Святым Яго!
К полудню они прочесали всю округу, и даже больше, заглянув буквально под каждый куст. Тщетно! Мальчишка исчез, словно в воду канул. А может, и правда — в воду? Река-то недалеко… по прикидкам Вожникова, километрах в пяти-шести… рядом.
— Да, пойдемте к реке, — закивал Альваро Беззубый. — Вдруг он туда ушел да увидел кого…
— Или его уж схватили…
— Да, посматривать надо.
Все оглянулись на князя, в задумчивости застывшего на вершине утеса, близ корявой сосны, извивающейся ветвями, словно скрученный жуткой подагрой Змей Горыныч. Жаркое солнце давно уже высушило утреннюю росу и туманную дымку, оставшуюся невесомым покрывалом лишь высоко в горах. Парило. Все чаще налетал ветер, так что грозы не должно было быть, просто не успевали собраться тучи.
— Вы идите к реке, старший — Альваро, — наконец принял решение Егор. — Не торопитесь, по пути тщательно осматривайте все… Только кричать, я полагаю, не надо.
— Да, не стоит — там опасные места, — гордый назначением Альваро довольно цыкнул через выбитый зуб. — Можете не волноваться, сеньор, все будет сделано четко и скрытно.
— А я и не сомневаюсь. — Спрятав улыбку, Вожников придержал за локоть одного из парней — Рыбину: — Постой-ка, дружище Энрике. Ты что-то там говорил про цветы?
Рыбина — нескладный подросток с угрюмым некрасивым лицом и потухшим, словно у снулой рыбы, взглядом — с удивлением оглянулся:
— Да, говорил. Они там растут, на круче… ну, Малыш вчера приносил…
— Идем, покажешь. Осмотрим все, а потом остальных нагоним. Вперед!
— Угу, — Энрике с готовностью поклонился и утробно высморкался. — Готов за вами идти куда угодно, благородный сеньор!
Сказал и, отвернувшись, показал Беззубому язык, думая, что «благородный сеньор» не заметит. А сеньор заметил, он вообще всегда все замечал или, по крайней мере, старался. Заметил и сейчас… и про себя улыбнулся, отметив, что даже такой внешне угрюмый и неприятный тип, как Рыбина, все же определенным чувством юмора обладает. А значит — далеко не дурак. И цветы вот заметил.
— Ну, долго еще?
— Вон, господин, у той скалы. Прямо вот тут, по тропке… А вот и цветы!
— Ага, вижу, вижу, — присмотревшись, улыбнулся Егор. — Гладиолусы.
— Что, сеньор?
— Или маргаритки… Шучу! Сам-то знаешь, что за цветы?
— Думаю, что это ромашки, сеньор.
— Ромашки, я и без тебя вижу.
— А рядом, похоже, ирисы. Да! Малыш такой же цветок и приносил… кажется…
— Кажется?
— Да уже темновато было.
— Постой-ка… — Князь наклонился, поднял из травы шелуху: — А это что еще за мусор?
— Семечки. Тыквенные, сушеные…
— Ага… ага… — внимательно осматривая тропинку, протянул молодой человек. — И кто же это, интересно, их тут сушил?
— Да кто угодно, сеньор! — Энрике едва сдерживался, чтобы не рассмеяться, что было бы крайне невежливо, а казаться невежливым Рыбина не хотел.
— Кто угодно — паломники, рыбаки, охотники… Семечки ведь много не весят: возьми с собой в дорогу да щелкай, все не так жрать охота, ага. Вон еще шелуха, а тут…
Парень вдруг опустился на колени и заводил носом, словно гончая, почуявшая след.
— Что такое? — заинтересованно склонился Егор.
— Камень плохо лежит, — Рыбина уверенно ткнул пальцем. — Вот этот. Как-то не так.
— Что значит «не так»?
— Так он не такой уж большой и тяжелый, а лежит ровно посреди тропы, — пояснил парень. — А тропа-то нахожена, давно б его кто-нибудь в расщелину скинул, ага! А ну-ка…
Вожников еще ничего не успел подумать, как Энрике, вскочив на ноги, с размаху пнул каменюку, и тот, слетев с тропинки, подпрыгивая, покатился вниз да угодил прямо в ручей, подняв тучу брызг.
— Вот так и было бы, сеньор! — уперев руки в бока, довольно сказал юноша. — Всеми святыми клянусь.
— С чего ж он тогда здесь лежал? Кто-то что-то скрыл… — Присев, князь погладил каменистую землю рукой, нащупав что-то липкое… — Кровь?
— Точно, кровь, сеньор! — полизав странные пятна, закивал Рыбина. — Всеми святыми кля…
— Да хватит уже клясться! — Вожников взволнованно указал вниз, в расщелину. — А ну-ка, спустись, глянь — что там?
Бывший гопник тотчас исполнил приказанное, ухнув в расщелину с такой прытью, что князь уже стал всерьез опасаться — не разбил бы дружище Энрике голову! Не разбил. Спускался ловко, видать, с детства по горам лазил и сейчас еще не потерял сноровки. Спустился, искал, можно сказать, носом землю рыл и под каждый камень да кустик заглядывал. И не нашел — ни-че-го!
— Нет, сеньор, если и убили, так тело сюда не сбросили. Ручей мелкий — увидели бы. Наверное, к реке увели.
Вожников недоверчиво покачал головой:
