Секретчик решил, что нахрен ему связываться с резидентом. Тем более — если ему генерал-майора присвоили… значит, в фаворе. Сожрет и не подавится. А инструкция… ее какие-нибудь придурки в НКВД писали. А пуговки то нету у правого кармана, б…[40]
Раз в журнале роспись есть — значит, он свой долг выполнен. А у кого там какой пуговки нет — это его ни разу не… колеблет.
— Держи сумку. Складывай пока.
Секретчик взял сумку. Вытряхнул… грязная. И начал сваливать в нее секретную информацию — отмикрофильмированные плоды работы резидентуры в Кабуле за несколько лет, списки агентуры и тому подобное…
В аэропорту Кабула черную Волгу генерала хорошо знали — таких и в Москве пока было маловато. Черная 2410, модернизация старой «двадцать четвертой» — для американского рынка это была бы всего лишь косметика, но для советского — партийные баи стояли в очередь, чтобы заменить машины.
Генерал бывал здесь часто, но первый раз — в качестве генерала. Хотя никто не знал здесь еще, что он генерал. А может и знали…
Вертолет уже ждал, около него — группа безопасности.
— Товарищ генерал!
Генерал резко остановился.
— Поздравляю…
Неизвестный ему офицер стоял у вертолета — он его не заметил сразу. Хитрющие, узкие, с наглинкой глаза, поношенная афганская камуфляжка коммандос, китайский «лифчик» и германский автомат, который закупался для самых элитных подразделений КГБ СССР.
— Благодарю… Вы кто?
— Полковник Бексултанов, представляюсь по случаю прибытия. Вот…
У генерала не было ни времени, ни желания смотреть бумаги…
— Потом, потом…Вы в посольстве на учет встали?
— Никак нет.
— Встаньте на учет, получите все виды довольствия, квартиру… Прибуду — явитесь ко мне, поговорим…
— Есть!
Двое десантников, охранявшие вертолет — отдали честь новоиспеченному генералу.
В Баграме — его на разъездном УАЗике доставили в спецсектор. У ворот проверили документы… он сам ввел такие порядки и строго за ними следил. Проверил документы — значит, контролируешь ситуацию. Все-таки — генерал Телятников был неплохим офицером с точки зрения служебно-деловых качеств…
От КП — он прошел пешком до неприметного здания, вошел в него, безошибочно нашел нужный кабинет…
— Николай Павлович, добрый день…
Следователь, сидевший за столом и что-то быстро писавший — кивнул. Кабинет был не его, не обжитой.
— И вам доброго здоровья, товарищ полковник
Телятников не стал поправлять его.
— Как?
— Не колется. Несет всякую чушь. Требует главного.
— Главного? А что по вашему мнению?
— Наглый. Такие как раз и ломаются. Посидит еще немного, запоет соловьем.
— Нет у нас времени, Николай Павлович, дорогой, нету совсем времени! У нас время тут — жизни! На границе разведточку вырезали, в Кандагаре целую тергруппу взяли — кто может поручиться, что она единственная, а.
Следователь пожал плечами, мол — ваши проблемы, вы их и решайте.
— Где он? Давно маринуется?
— Внизу. Часа три…
— Хорошо. Я спущусь, поговорю с этим козлом. Может… одумается.
— Договорились. Я если что — в главном здании…
— Добро. Какая камера?
— Восьмая.
Генерал вышел от следователя, торопливо спустился по ступенькам, сам отпер дверь особым ключом и шагнул в подземелье. Дверь захлопнулась. Предъявил документы солдату, тот отступил в сторону. Спустившись дальше, он попал в настоящее подземелье. Там дежурили еще солдаты, увидев офицера, они вытянулись по стойке «смирно»
— Вольно. Восьмая.
— Прикажете доставить?
— Не нужно. Там поговорю.
— Особо опасный, товарищ полковник
Телятников улыбнулся
— Знаю…
Хрястнул замок в двери. Он думал… мариновать будут дольше. Он не пошевелился. Заглянувший в камеру солдат осветил его фонарем.
— Лежит, товарищ полковник. Может, вам палку?
В ответ что-то сказали.
— Есть!
В камеру кто-то вошел. Солдат включил свет — здесь он включался только снаружи — и запер дверь…
Шаги.
— Давай, давай. Вставай, не придуривайся…
Цагоев тяжело перевернулся на другой бок. Потом — перевернулся, присел у стены.
Телятников стоял у двери и смотрел на него. Незримая дуэль — продолжалась несколько минут. Минут, в которых каждая секунда — весомее часа…
— Что смотришь, куыдзаей гурд[41] — не выдержал Цагоев
— Это ты чего сказал, не понимаю. Ругаешься? Ладно, ругайся — ругайся…
У Телятникова здесь тоже была задача, она была не проще, чем у Цагоева. Он должен был определить, как далеко пошла информация о нем. Получил ли ее Цагоев и куда успел передать. Если бы он был уверен в том, что Цагоев не знал о факте переговоров в пограничной зоне или не успел передать информацию дальше — он бы уже приказал его убить. Или — убил бы еще там, в Кандагаре.
Они снова замолчали…
— Так и будешь в молчанки играть? — не выдержал Телятников — ты зачем меня требовал. Ну вот, я. Что скажешь?
— А что тебе говорить. Просто хотел на рожу… предательскую посмотреть.
— Посмотри в зеркало. Признаваться будешь?
— В чем?
Телятников усмехнулся
— В работе на американскую разведку. Или ты на какую-то другую работаешь? Правила сам знаешь — если поможешь, может рассчитывать на снисхождение. Говорят, Аскеров всего несколько лет сидел.
Не отреагировал…
Цагоев плюнул перед собой.
— Ты зачем… точку вырезал. Тебя за это… как бешеного пса, в любой стране.
— Не понимаю, о чем ты. Это ты своих людей убил. Поставили они тебя на грань разоблачения. Честными оказались. Рассказать, как было?
— Расскажи.
— Все просто. Пока тыловые крысы дела варят, у тебя все мимо пальцев. Так? Решил — если есть точка на границе, отчего бы не попробовать. Начал таскать контрабанду. Потом — на контрабанде много не заработаешь, издержки большие, со всеми делиться надо… то ли ты сам, то ли твои партнеры с той стороны границы — предложили тебе наркоту толкать. Наладил и это. А потом — к тебе пришли и сказали, что теперь надо расплачиваться не деньгами, а информацией. А то — про твои дела в газетах появится. Угадал?
Цагоев покачал головой
— Нет. Не угадал…
— Угадал… — убежденно сказал Телятников — потом ты с Джафаром поцапался. Он тебе канал обеспечивал… наверное, решил что с какого это хрена он ж… рискует, а ты все к себе гребешь. Он тебе и сказал, мол так и так, либо мои правила игры, либо никаких. Ты на душманов вышел… наверное, не саам додумался, с той стороны навели. И договорился о том, чтобы точку твою грохнули. Вместе с жадным Джафаром. Джафара ты грохнул, двое твоих пересрались и решили за кордон двинуть. Ну тут их и прищучили. Костей не соберешь. Нет больше у тебя никого, полковник. Ни единого человека.
