лице и голове, вплоть до ушей, переломал все доступные мне кости.
Пусть помучается, тварь! Сам испытает все, что приготовил своим жертвам, на своем личном единственном теле.
Тем жертвам, которые оказались в прошлом, в будущем теперь таких больше не будет! Закончилась его кровавая карьера!
Может, я и перегнул палку, но все сделал для того, чтобы Читатило не смог больше самостоятельно ходить ногами и тот же туалет посещать.
С точки зрения нормального чувства мести пусть помучается несколько месяцев или даже лет в лежачем положении и помрет очень медленно.
Ну, ладно, хотя бы несколько дней.
Тем более, что с точки зрения закона нанесение тяжких телесных все же гораздо легче по возможному сроку, чем хладнокровное убийство. Не стоит про такой вполне возможный для меня вариант забывать, я всем здорово рискнул в этот момент, а теперь могу оказаться арестован и посажен надолго.
Если следствие сопоставит мою личность, отправленные письма и еще какую-то мной оставленную зацепку на месте преступления.
Правда, найти меня в Ленинграде совсем не так просто — главное, это чтобы здесь никаких зацепок не оставить.
По закону — это самое настоящее преступление, как бы я потом не требовал звание Героя Советского Союза за свой подвиг, когда лично рискуя жизнью остановил кровавую карьеру маньяка. Однако я еще смогу тут все немного переиграть. Лишь бы время свободное нашлось для кое-каких действий.
Как я там уже попробую в таком случае договориться с властью — это другой вопрос.
С моим знаниями возможно вполне, что смерть маньяка сразу или его долгие мучения не будут играть большой роли в моей судьбе.
Я поднес луч фонаря к обезображенному лицу нелюдя и заметил, что состоящие теперь из разных кусков остатки его губ выпустили кровавую слюну, а грудь с переломанными ребрами заметно шевельнулась.
— Жив еще, тварь, — я выключил фонарик и внимательно прислушался вокруг. — Это очень хорошо, поживешь подольше — почувствуешь побольше.
Перефразирую шутку-прибаутку из «Брата», очень подходящую для такого случая.
На пару минут вышел из состояния наблюдения, слыша только хрясткие удары дерева по телу маньяка. Мог вполне пропустить кого-то из пешеходов рядом с место приведения приговора, тем более, что дышу сам как паровоз.
Первые полминуты мимо медленно и шумно проезжал какой-то грузовик, за ревом его выхлопной точно никто ничего не мог расслышать. А вот дальше — любой случайный прохожий мог что-то разобрать в происходящем на территории кладбища, какие-то глухие шлепки по чему-то мягкому.
Расслышать и бежать вызывать милицию родную, за которую я сейчас лично столько дел-глухарей закрыл в будущем.
Теперь торопиться некуда, я с изломанным телом Чикатило находимся в абсолютно не видимом никому месте и появиться здесь никто сам по себе не может. Вряд ли даже местные бомжи или ханурики станут тут по темноте шариться, разыскивая налитые недавно рюмки за усопших. Они таким делом и с утра спокойно займутся, тогда и тело могут обнаружить. Да и нет здесь свежих могил совсем рядом, как я смог понять за это время.
Еще сам маньяк так удобно подошел по мне по темным аллеям кладбища, что отрезал себе все пути к какому-то спасению от моей безжалостной руки.
Все очень удачно сложилось в итоге. Я незаметно ждал его около машины, и он подошел к ней тоже максимально незаметно. За время избиения маньяка уже пару раз мимо пронеслись легковушки, освещая корпус самого «Москвича» и все пространство вокруг него. Лежащее на земле тело точно заметили бы, правда сам я сразу же собирался затащить его в канаву перед оградой кладбища. Но, сам понимаю, что могли меня фары внезапно осветить прямо на месте преступления.
Есть такая ненулевая вероятность в такой напряженный момент.
И уже в канаве приводить его в необходимое всем остальным людям состояние переломанного полностью инвалида.
Но, нелюдь Чикатило сам помог мне, чтобы совсем не светиться перед народом, его же проклятая предприимчивая осторожность сыграла против него. На глухой тропинке кладбища между могилками ему некому помочь и совсем некого позвать на помощь.
Дубинка в моей руке оказалась наготове, свет фонарика и правильно сказанная вовремя фраза обезоружили маньяка на пару мгновений, а больше мне ничего и не потребовалось, чтобы свершилось положенное возмездие.
Все время только он внезапно нападал, а вот теперь столкнулся с похожим поведением, сейчас по итогу с великим трудом едва дышит через выбитые зубы и отсутствующие губы переломанными ребрами.
Ожидание затягивается, я не слышу никого рядом и в свете проехавшей машины не вижу никого. Правда, взгляд мой ограничен растущими кустами вдоль ограды кладбища. Я все же пропускаю машину мимо и выскакиваю ей вслед, проверяя лично, что она осветит в сторону главного входа. Нет, никого не видно в косом луче света мне из своей темноты.
— Ладно, дело сделано. Теперь немного возни и пора уносить ноги, — решаю я сам про себя.
Сам удивляюсь своему хладнокровию в этот момент, никаких сожалений и угрызений совести не испытываю.
Руки точно не трясутся в любом случае. Давно уже все решил для себя.
Одну только радость, что подвисший в воздухе вопрос с маньяком решен почти на сто процентов и мне больше, как я искренне надеюсь, не придется отслеживать его жизненный путь никогда. И не нужно таскаться в тот же Новочеркасск снова в конце мая.
А ведь пришлось бы, понятно теперь, что больной придурок, над которым еще каждый день в открытую смеются учащиеся техникума, уже рыскает по парку с какими-то понятными надеждами.
Здесь он не станет рисковать, наверно, а вот в Ростове мог бы оторваться по полной в самом скором времени, раз уж начал свою охоту.
Держа фонарик около земли, зайдя сначала подальше от ограды кладбища и самого маньяка, рассматриваю свою руку, которая держала ножку. На перчатке следы крови видны, на руке до локтя тоже есть брызги, на ботинке тоже какие-то пятна имеются, на темных брюках мне этого не видно. Свет все же слабенький такой от маленькой лампочки накаливания и солевой плоской батарейки, номер 6F22 по каталогу, насколько я помню.
Вторая рука и нога обошлись без явных примет и разбросанных на них биоматериалов маньяка.
Вдоволь восстановив дыхание и наслушавшись поющих в ночи сверчков и цикад, я вернулся к телу и еще раз посветил на залитые кровью до бровей глаза. Потом прихватил маньяка за щиколотки руками в испачканных перчатках и быстренько сволок его в присмотренное засветло еще место. Здесь между оградкой могилы и ограждением кладбища
