Иногда над головой гудели двигатели немецких бомбардировщиков, ни днем, ни ночью не оставлявших в покое понтонную переправу, и в ответ начинали звонко лаять зенитные автоматы прикрывавших ее артдивизионов, гулко бухали 76-мм орудия, тянулись в ночное небо раскаленные жгуты трассирующих очередей счетверенных «максимов» и крупнокалиберных «ДШК». Порой немцы не выдерживали и, сбросив бомбы куда попало, отворачивали; порой добирались до цели, и по сторонам узкой «ниточки» понтонов вздымались высокие столбы воды. Назад возвращались не все, порой рушась пылающими обломками в реку или лес.
Но восполнившая потери бригада Кобрина никуда не уходила. Комдив прислал им в помощь полдесятка наименее потрепанных танков из числа отступающих войск, грузовики подвезли боеприпасы и топливо. Ближе к полуночи подошло еще столько же боевых машин: все, что осталось от «соседа», 203-й ТБр. В итоге четыре «тридцатьчетверки» разных серий, один «КВ», остальные – легкие. Взамен последних, конечно, хотелось бы получить что посерьезней, но и на том спасибо. Не тот случай, чтоб носом крутить, ага… Полученный приказ был прост: до рассвета отдыхать, а утром – действовать сообразно полученным распоряжениям… или по обстановке, если оная изменится излишне радикально. Скорее всего, это означало, что завтра они встанут в глухую оборону, где и будут до последнего сдерживать натиск гитлеровцев. Из чего логически можно было сделать вывод, что город в ближайшее время все-таки решено сдать, но сдать без спешки, организованно отводя войска и не позволяя противнику излишне форсировать события. Ну, по крайней мере, на этом фланге…
Вот только делать какие бы то ни было выводы сил у Сергея уже просто не осталось. Ни моральных, ни физических. И потому он просто заполз под днище танка, улегшись на расстеленный поверх нарубленного лапника брезент, подложил под голову шлемофон и планшетку и мгновенно уснул. Успев лишь подумать, прежде чем окончательно провалиться в темный омут, что если его «выдернут» обратно именно сегодняшней ночью, это будет неправильно: ведь еще ничего не закончилось и бросить своих бойцов сейчас он просто не имеет права.
Проснулся Кобрин от того, что кто-то настойчиво дергал его за сапог. В первую секунду, как водится, не понял, где находится, попытавшись резко подняться. От неизбежного удара головой о заляпанное намертво присохшей глиной днище спасла только великолепная реакция бывшего командира штурмовой роты. Перевернувшись на бок с упором на локоть, комбриг коротко выругался, окончательно проснувшись. И встретился взглядом с радиотелефонистом, чья голова торчала из раскрытого эвакуационного люка. Божков смутился и пошел пятнами, заметными даже под слоем не отмытой до конца, скорей равномерно размазанной по щекам, копоти:
– Ой… простите, тарщ командир, что ж вы так резко-то поднимаетесь? Виноват, не подумал.
– Иди в задницу, Гриша, – беззлобно огрызнулся Кобрин. – Сколько времени?
– Почти семь. Там это, товарищ комдив приехал. Вас ищет.
– Иду, – вздохнул Сергей, неуклюже выбираясь из-под танка. Все тело болело, словно вчера целый день ящики с унитарами разгружал. По внутреннему ощущению – никак не меньше железнодорожного вагона. Или двух. Причем в одно рыло.
Возле боевой машины его дожидался экипаж, внешне выглядевший вполне прилично, учитывая безумный вчерашний денек. По крайней мере умылись, а Цыганков, страшно сказать, еще и побрился, свидетелем чему был клочок газеты, залепивший свежий порез на скуле.
Механик-водитель протянул командиру котелок и почти свежее вафельное полотенце. В другой руке он держал небольшой, размером со спичечный коробок, обмылок:
– Утро доброе, командир. Умойтесь, пока водичка не остыла. Пойдемте, вон, за танк, я солью.
– Спасибо, Витя. Идем. Сами, гляжу, раньше поднялись?
– Так хотели вам выспаться дать. А тут командование нагрянуло. Пришлось будить.
– Переживу. – Сергей с удовольствием умылся успевшей остыть водой, почистил зубы и остатком прополоскал рот. Вытерся полотенцем, и до того отнюдь не белоснежным, а сейчас и вовсе превратившимся в серо-черный камуфляж: чтобы полностью смыть копоть, потребовалось бы куда больше воды. И мыла, разумеется. А в идеале – банька.
Пока приводил в порядок комбинезон и затягивал ремни портупеи, Цыганков принес скудный завтрак: ломоть подсохшего хлеба с наваленной сверху невеликой горкой тушенки и кружку с чаем, крепким, но почти не сладким:
– Все, что есть, тарщ подполковник. Я тут пробежался по округе, ребята говорят, через часок нормально покормят, кашевары наши вроде нашлись. Сами видели, какая тут всю ночь кутерьма творилась, вот и потерялись. Кашу с тушенкой обещают. Гречневую.
– Нормально все. – Комбриг в два счета разделался с завтраком, запил чаем. – Полковник где?
– Вон там, – мотнул головой Цыганков, указывая направление. – Видите палатку под деревьями? Тудой и топайте.
– Спасибо, Вить. Машина как?
– Да нормально машина, чего ей сделается? Она ж железная, – хмыкнул тот. – Заправлена, бэка полный. Можно сказать, напоили-накормили коняшку нашу. Сейчас со Степкой еще по гусеницам пройдемся, пальцы подобьем, траки на трещины проверим, подтянем малехо, вчера уж больно темно было. И можно дальше воевать.
– Добро. Пошел я к начальству, доклад докладывать.
Глядя в спину уходящего командира, мехвод невесело вздохнул. Не, ежели после этого боя сержанта дадут, а то и сразу старшину – это завсегда пожалуйста. Желательно, чтобы сразу с медалью в придачу. А вот комтанка быть? Не хочется что-то. Не его. Внизу, за фрикционами, как-то спокойнее…
– Здравия желаю, товарищ полковник. – Кобрин четко бросил ладонь к танкошлему. – Подполковник Сенин по вашему…
– Здоров, Васильич, чего ты как неродной? – улыбнулся комдив, оборачиваясь к Сергею. В отличие от реципиента, Кобрин впервые видел Михайлова живьем. Судя по всему, спать тому довелось еще меньше, чем ему, уж больно глубоко залегли темные круги под внимательными глазами командира 101-й танковой дивизии.
Подойдя вплотную, Григорий Михайлович порывисто обнял Сергея, похлопал по спине. Отстранился, взглянув в лицо:
– Спасибо, комбриг, знатно ты повоевал! Ты уж извини, что я вчера ругался шибко, до последнего неясно было, что да как! Да и напугал меня, зараза, когда чуть не отстал! Обезглавил бы бригаду – что тогда? Зачем так рисковать? Шел бы себе в составе колонны, пусть медленно, зато безопасно. Нет, погеройствовать решил. Оно того стоило, а?
– Стоило, тарщ полковник, – твердо ответил Кобрин. – Не один ведь вернулся, а еще и танк с собой привел. Не фрицам же было целехонькую машину отдавать? К тому же разведчика нашего у фашиста отбил, между прочим, того самого, что информацию про ту самую мехгруппу, что мы вчера громили, добыл. Так что точно не зря.
