– Что-то знаю, да не всё. Но полка вашего с засек убрать не могу. Два батальона оставим в центре, во второй линии. На завалах володимерцы ваши, полковник, и впрямь скорее штыками справятся.
– А нечего было на ружьях самим винты с шомполами ослаблять, дабы приятным и слитным лязганьем слух начальства услаждать! – рыкнул Сажнев. Фелистов промолчал, но видно было – обиделся.
А конница фон Пламмета надвигалась неспешным шагом, словно дразня русских пушкарей. И то сказать, кавалерийские штуцеры пруссаков били на тысячу двести шагов – дальше, чем картечь.
– Обходят, – заметил Сажнев.
Всадники подались в стороны, прижимаясь к лесным крыльям, пехота шагала в центре, и не плотными массами, как полагалось по русскому уставу, а развернувшись густой широкой цепью.
– Совсем ополоумела немчура, – вновь вылез Фелистов. – Двумя шеренгами на укреплённую позицию переть! Да ударить сейчас на них в ротных колоннах – мокрого места не останется!..
– От нас не останется, – оборвал полковника Росский. – У них там штуцерных половина, кабы не две трети. Пока до них дошагаешь «в ротных колоннах», выбьют ваш полк, как нечего делать.
– Штуцеры ведь перезаряжать долго, – не сдавался командир володимерцев. – Разок пальнут, второй не успеют!
– Ждём, – оборвал его Росский.
Фон Пламмет наступал спокойно, без суеты, будто и не ждали его открытые, оголённые тылы Второго корпуса. Тянул, тянул, словно жилы из живого тела, – протаскивал по узким лесным дорогам, по просекам всё новые и новые эскадроны и роты, точно фокусник карты из рукава. Пруссаки послали к своему тойфелю все «правильные» боевые порядки. Надвигались широким, но тонким полукольцом, прикрывшись двойной шеренгой стрелков; в рядах же пехоты катили артиллерию, несмотря на размокшую землю.
– Всё верно, обходить нас собрался Пламмет, – проговорил Росский, опуская подзорную трубу. – Молодец, немчура. Соображает. Здесь, в чистом поле, он атаку только изображать будет. А всей силой навалится с боков. Ты, Григорий Пантелеевич, будь готов, что тебе центр одному держать придётся.
– А гренадеры твои, Фёдор Сигизмундыч, по завалинкам отправятся? – осклабился Сажнев.
– Гренадеров моих как бы не пришлось на фланги бросать, на помощь володимерцам. – Росский вновь прильнул к окуляру. – Нет, не зря Иоганн этих волков так пестовал, никаких денег не жалел, брал только волонтёров… Хорошо идут, правильно.
– А что встали – тоже правильно? – вставил командир гусар.
– Тоже правильно. Висят над нами, шевельнуться не дают. Ждут, пока крылья их не начнут сходиться. Тогда и сами двинутся. Подполковник Вяземский! Михаил Константинович! Бабы с детишками из деревни ушли?
– Никого не осталось, Фёдор Сигизмундович. Только добровольцев две дюжины, мужиков, что сами вызвались. Говорят, раненых таскать станем, а коль придётся, так дреколье, мол, не хуже штыка бывает.
– Хорошо хоть за невинных душа болеть не будет…
Растянувшиеся цепи баварцев, пруссаков и ливонцев замерли как раз вне пределов досягаемости русских стрелков. Штуцерные Сажнева грызли костяшки, но сделать ничего не могли – на той стороне отлично умели определять дистанцию.
– Аввиан Красович, – окликнул Росский молодцеватого гусарского полковника, – будьте готовы. Вы у меня пожарная команда сегодня. Где пруссаки у нас за спинами полезут, там и бить их, в болото скидывая. Чтобы не могли носа высунуть!
– Не извольте беспокоиться, Фёдор Сигизмундович. А вот только думаю я – что, если таки не полезут они на нас? Так и станут стоять, нас к себе приковывая, а всей кавалерией – нам за спину? Там ведь вся Четвёртая дивизия ползёт, три четверти корпусной артиллерии… растянулись страшно сказать как. Изрубят поодиночке, и вся недолга…
– Дело говоришь, гусар, – рыкнул Сажнев. – Только я вижу так, что не просто мы тут стоять должны. А в глотку Пламмету вцепиться. Что, Фёдор Сигизмундыч, сам ведь ждёшь, чтобы атаковать?
Взгляды командиров устремились на Росского.
– Жду, – признался гвардионец. – Сам тут давеча Александра Васильевича поминал, а вот теперь… Подставится Пламмет. Уж больно нагло прёт. Другой бы на его месте удачу не испытывал: ударил – да и обратно за Млаву. Пока мы тут раны залижем!.. А он нет – дальше полез.
– Сколько ж у него всего, господин полковник? – Фелистов чуть не вытянулся во фрунт. – Говорили – «дивизия». Какая ж то дивизия? То куда как поболее выходит!
– Поболе, – кивнул Росский. – Как бы не две, и ещё на севере не меньше.
– Э-э, Володимер, чего ворогов до боя считать? После это надо делать, когда мёртвых собирать станем, – подбоченился гусар.
– Ладно. – Сажнев сдвинул фуражку на затылок. – Пошёл-ка я к своим, Фёдор Сигизмундович, с твоего разрешения. В стратагемах я не шибко силён, а вот солдатики мои куда метче стреляют, когда я рядом. Знают, что небрежного прицела не спущу.
– Ступай, Григорий Пантелеевич. И смотри – как начнут они палить, так ты сразу всем батальоном не отвечай. Пусть думают – у нас совсем штуцерных мало.
– Всё исполню. – Сажнев выпрямился во весь рост и широкими шагами пустился вдоль ретраншементов, где скучали батарейцы – фон Пламмет остановил своих, не подводя под русские пушки.
– Ждём теперь. – Росский до рези в глазах всматривался то в левую, то в правую опушки леса. – Нет, Аввиан Красович, не бросит нас Пламмет в тылу. Ему ж не только обозы изрубить да сухари пожечь…
– Иль водку вылить!
– Шутить изволите… – Росский невольно улыбнулся. – Ему нас прикончить тоже надо. Такая возможность – отступить бы этим русским до самых главных сил корпуса, собрать всё в кулак, а потом уж упереться, а они сами волку в пасть лезут. Не-ет, не уйдёт фон Пламмет. Мы – добыча лакомая, а у него зуб на нас. Больной. Конечно, конницу свою заслать нам за спины попытается, не без того…
И вновь ждали. Но теперь уже совсем недолго. Загремело, заревело, затрещало сразу и на правом, и на левом крыле, где чуть не по колено в воде стояли роты володимерцев.
Полковник Фелистов побагровел ещё больше, стащил фуражку, принялся платком утирать пот с лысины.
– Будьте готовы, Аввиан Красович.
– Гусар всегда готов. – Мелькнул щегольской ментик, золотые шнуры да меховая опушка – полковник софьедарцев взмыл в седло.
Грянул залп – один-единственный правильный залп справа, затем такой же слева, а дальше началась сплошная, частая дробь, словно целая рота барабанщиков лупила палочками безо всякого толка и расстановки.
Володимерцы сцепились с неприятелем, и по лицу их полковника видно было, что стоять рядом с гвардионским начальством ему очень, очень не по душе. Ему б в лес, к своим шеренгам…
