Исходя из обработанной информации, Жан-Пьер сделал главный вывод.
…Даже при существующем уровне Сопротивления, при наличии агентов в аппарате Триумвирата и военном положении, столь сложная и многоуровневая секретность ничем не оправдана. Самые осторожные и мнительные диктаторы в мире, включая Сталина или Муссолини, чьей жизни ежедневно угрожали тысячи врагов, так не поступали. Да, отгораживались охраной, да, ездили в кортеже одинаковых, как клоны, автомобилей, да, имели специальную службу, пробующую еду на случай отравы. Учитывая и тотальную анонимность, и повязки на глаза, и запрет на изображения, и синтезирование голосов, на язык просится один-единственный, но зато верный вывод: схожие действия оправданы лишь в том случае, когда требуется скрыть от общества —
ТРИУМВИРАТА НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Да и, наверное, никогда в природе не существовало. Он попросту не нужен. Если однажды шеф в любой конторе не явится на работу, его подчинённым вряд ли взбредёт в голову сделать то же самое. Они не прекратят протирать штаны на своём месте и выполнять задания — пока получают зарплату. Потому что так положено. И не их дело, куда сгинуло начальство, — возможно, заболело, отбыло в командировку, отдыхает на целебных водах в Карлсбаде. Всем по барабану. То, что осуществимо в масштабах конторы, подойдёт и для целой страны. Гениальное изобретение, настоящий карнавал призраков: рейхом правит диктатура, которой на самом деле нет, но пока люди верят в неё — она реальна. И вермахт, и гестапо, и рейхстаг, и обер-комендатуры, и Трудовой фронт усердно выполняют свою работу, будучи уверены: ими кто-то управляет. Неважно кто, но они есть, эти таинственные и справедливые правители. И что теперь? Триумвират — стерильная имитация, пустышка для публики, целлулоидный формат мнимой власти. Тьфу ты, блядь, до чего противно. Он издевался над этой системой, они с Карасиком стебали Триумвират, но долго и верно СЛУЖИЛИ… Кому? Воздуху?
Самое главное — кем же придуман Триумвират?
Кто кукловод, прячущийся в тени и дёргающий за ниточки? На этот вопрос Жан-Пьер тоже ответил — в отдельном датае. Павел пока не прочёл его. Он осмысливал новость, почти отключившись от происходящего.
— Ты специально сделала так, чтобы я услышал тебя? — спросил он Ольгу.
— Да, — кивнула та. — Я знаю, что ты умеешь медитировать, тибетская система туммо. И я тебе открылась. Назвала цифры, сложила их в телефонный номер. Повторяла и повторяла: не была уверена, что услышишь. Турнир завершён, Паша, — жрец мой. Я выиграла, а ты проиграл. Думаю, ты и сам отлично это понимаешь…
У Павла дёрнулся левый уголок рта:
— Да, я вижу, что происходит. И чувствую, что ничего не смогу изменить, даже если заберу его от тебя. Слишком поздно. Мир рушится, а система, на которую я работал, оказалась фикцией. Ты не представляешь, как мне обидно. Я сознавал, что подчиняюсь полным ублюдкам… Но и представить не мог, что моё начальство мыльный пузырь.
Ольга грациозно поднялась со стула. Она раздавила главного врага, больше ей уже нечего здесь делать. Он высосан досуха и немощен… Она забрала его силу.
— Мне пора, — сказала девушка, не глядя ему в глаза. — Ты знаешь — и тебе, и вашему миру осталось недолго. Сделай свой выбор, в кои-то веки раз. Не за марло и не за идею. Просто поступи так, как должен, если не совсем вывихнул мозги в «Лебенсборне». Дело не в факте, что вам всю жизнь врали. Сам разберись — человек ты или тля.
Воткнув сигарету в пепельницу, она сделала шаг к двери. Павел перевел на неё потухший взгляд. Он ничем не напоминал сверхсущество — руки мелко дрожали, он кусал губы.
— Перед тем как уйти… скажи мне — КТО ЖЕ ТЫ ТАКАЯ…
Ольга склонилась над его ухом. А когда распрямилась — волосы Павла полностью побелели. Селина скривила рот в усмешке: надо же, как забавно, молодой парень с трясущейся, седой, как у древнего старика, головой. И всё это сделала она…
— Мне сразу надо было догадаться… — прошептал Павел. — Сразу, как только Жан-Пьер переслал данные по ДНК… Он не мог понять, откуда ты, а ведь это самое логичное и простое объяснение — после аномалии, проглотившей наших учёных. Но как тяжело это осознавать… Давай я просто посчитаю, что сошёл с ума? Мне будет много проще.
— О, без проблем, — равнодушно пожала плечами Ольга. — Сегодня ты мой гость. Прости, твоя причёска пострадала, но ничего — найдёшь новую маску, отрастишь другие волосы.
Павел не сделал попытки остановить её. Дверь захлопнулась.
Спустя час он открыл последний датай, долго смотрел на буквы и цифры. Затем нехотя встал. Потянулся к ящику стола, достал сразу два «браунинга» — вместительные, с магазином на тринадцать патронов. Подумал, добавил к каждому по обойме. На дне ящика лежала термограната. Павел взглянул на неё с интересом, склонив голову вбок.
…Он уже точно знал, что ему следует делать.
(следующее утро, лес Мейстерзингера)Я с трудом открываю свинцовые, словно «Хейнкелем» склеенные веки. Ничего не вижу, кожу облепило нечто мутно-белое… Хельхейм гнилостный, я так и не выбрался обратно?! Лихорадочно вцепляюсь обеими руками в лицо, и… Оказывается, мне закрывает глаза повязка. Срываю её одним движением. Хвала всем богам Асгарда, я вернулся!
В этот момент я слышу звонкий женский смех.
— Простите, — хохочет сидящая за рулём Ольга. — Я посмела завязать вам лицо полотенцем — испугалась, что его сожжёт солнце. Сегодня так жарит, ну просто ужас.
Её чёрные волосы развеваются на ветру, напоминая пиратское знамя. Я озираюсь. Мы мчимся по автобану на пожилом коричневом «хорьхе» с открытым верхом забытом детище фатерландского автопрома. «Хорьх» грохочет всеми деталями, испускает облачка чёрного дыма, но всё же едет. Зевая, я потягиваюсь — слышно, как хрустят суставы.
— Искренне надеюсь, это скоро кончится. Мне надоело таскаться в ваш мир.
Ольга сосредоточенно смотрит на дорогу, игнорируя наши с машиной страдания.
— И я на это надеюсь, — говорит она без тени улыбки. — Я уже заждалась.
Я не успеваю спросить, что бы это значило, — она резко сбрасывает скорость. Метрах в тридцати от нас — нагромождение бетонных блоков, импровизированный КПП. Сверху баррикады развевается жалкий обрывок красной тряпки: кажется, это часть флага рейхскомиссариата Москау, откуда вырезан (нет, скорее вырван) орёл. Я вижу впереди силуэты людей с оружием, в гражданской одежде. Всех отличает один элемент — заметная издалека, алеющая лента на кармане пиджака или на выцветшем кепи вермахта.
