Прилетела еще одна стрела с греческим огнем, упала дальше вдоль стены.
— Давай. Выводи эту машину! — неслышно прошептала Аш.
Чтобы лучше видеть, она ухватилась за края парапетной стенки. Под бледным ноябрьским солнцем, отсвечивая белым, вращались четыре резные каменные лапы. Четыре резные мраморные чаши на каменных балках, похожие на чаши баллисты, вращались вокруг каменного стержня. Ни солдата, ни раба не было в нескольких ярдах от этого сооружения, кто же его вращал?.. Аш следила, как оно вращалось само по себе, как голем.
Под градом стрел из арбалетов от этого сооружения откалывались каменные осколки.
— Попал! — прокричал звонкий голос из Боковой башни. На глазах у Аш обитые медью колеса этой повозки начали вращаться, и она покатилась прочь от стен, назад, к лагерю визиготов, для перезагрузки. На концах каждой из четырех лап в чашах все еще горело синее пламя.
— Держимся еще! — крикнула Аш Ансельму.
— Только пока! — Роберт Ансельм повернулся к сержантам, отдал им приказ вернуться на стену и добавил, обращаясь к Аш: — У них таран нацелен на главные ворота! А это — просто отвлекающий маневр!
— Да, могла бы и сама догадаться! — Аш провела рукой по губам, рука окрасилась кровью. — Наши удерживают ворота?
— Да — но только пока!
Аш могла только кивнуть, не в силах сказать ни слова.
— Сукины сыны! — Роберт Ансельм прищурился от солнечного света. — Вот, снова идут. Опять иностранные наемники и наши. Посмотрим, блин, чего они хотят.
Чувствуя, как сильно вздымается грудь при глубоком вдохе, Аш метнула взгляд вдаль, на лагерь врага. Там три-четыре сотни людей слушали мессу за успех атаки.
— Орлов нет!
— Да, пока нет! — Роберт Ансельм опустил забрало, закрываясь от лучей солнца, высветивших щетину на его грязном лице.
Из огромного пространства временного города, каковым выглядел лагерь визиготов, медленно приближалась еще одна каменная машина. Аш следила. Чаши были загружены: хрупкие глиняные сосуды с уже зажженными запалами источали в воздух жар.
— Ты только взгляни! Они даже не поддерживают эту машину. Роберт, пошли за де Ла Маршем, скажи ему, чтобы организовал вылазку, надо смести эти чертовы механизмы! И скажи — если он не сделает этого, мы сами тогда с радостью!
Ансельм сделал знак гонцу, и Аш сощурилась от солнечного света. Внизу, под стеной, пространство было уже усеяно трупами; это были жертвы первых пятнадцати минут атаки. Ров был полон тел, кое-кто едва двигался, кто-то был неподвижен и переломан, кровь текла на связки хвороста, на грязь и обломки камней.
Два-три коня без всадников бродили бесцельно по полю. Рабы тащили повозки с установленными на них большими щитами и подбирали своих раненых.
Да это и не атака была вовсе. Финт такой. Просто чтобы под шумок подтащить таран к северо-западным воротам или подобраться туда по траншеям — сапам.
«Главное — не то, что мы можем увидеть. Тут главное то, чего мы не видим».
И не успела Аш додумать эту мысль, как большая часть городской стены справа от нее в пятистах ярдах, к востоку от Белой башни, сначала немного приподнялась — причем мортира выпятилась между камнями кладки — и потом на девять-десять дюймов резко опустилась.
На нее дунуло горячим ветром: громоподобный приглушенный рев сотряс вымощенное покрытие городской стены под ее ногами.
— Сапы хреновые! — к ней через группу отряда проталкивался Томас Рочестер. Он кричал почти истерично: — У них есть еще одна хреновая сапа.
Тонкий болезненный звон у нее в ушах стал понемногу ослабевать.
— А мы разве не контрминировалн? — закричал Эвен Хью. Теперь из рядов визиготов вперед выбежала огромная толпа, очевидно, это было для них сигналом: подняв над головами, они тащили дюжины осадных лестниц. Аш услышала крик коллеги Людмилы Ростовной, Катерины Хаммель: «Натягивай! Отпускай!» — и воздух потемнел от сотен стрел, выпускаемых стрелками отряда Льва, по двенадцать ежеминутно; стрелы утонули в массе атакующих, и невозможно было увидеть, кого поразила какая стрела.
— Смотри, они облажались! — Аш крепко хлопнула Рочестера ладонью по плечу, ухмыльнулась Эвену Хью. — Не вышло у них разрушить эту стену. Ты, видно, прав насчет контрминирования!
Она посмотрела на то место, где разрушилась стена, и на неустойчивую стенку с бойницами вдоль нее. Ограждения тлели. Из развалин медленно брели бургундские бойцы в куртках на подкладке с красным крестом святого Эндрю; нескольких вынесли на носилках.
«Ну и что, что стена не рухнула. Но теперь это место будет нашим чертовски слабым местом».
— Нам теперь придется удерживать эту стену, пока они ее не приведут в порядок! Каждый второй! Роберт, Эвен, Рочестер — ко мне!
Не задумываясь о риске того, что каменная кладка может обрушиться в любую секунду, Аш легко взбежала на развалины стены, за ней — ее люди, которые толпились у Белой башни. Аш, быстро раздавая приказы, заметила, что появились верхние части осадных лестниц; и вдоль всей стены завязались драки лицом к лицу. У нее было четыреста человек, они стояли в три-четыре шеренги; ярко выделялись в дневном свете их боевые шляпы; заостренные топорища алебард разгоняли мелкую красную пыль в воздухе. Бургундские бойцы перегруппировывались позади, вдоль парапета.
— Они ее взорвали! — крикнула Аш Роберту Ансельму, перекрикивая вопли, громкий клич «Лев! Лев!» и грохот фальконетов, доносившийся с дальнего конца стены. Она увидела бойцов, солнце отсвечивало от их боевых шляп, они поднимали свои шесты с крюками, отталкивали осадные лестницы от стены; и не один копьеносец подбирал обломки требушета и снаряда баллисты и сбрасывал глыбы каменной кладки вниз с парапетной стенки. На тех, кто там, внизу.
— Но только внутренняя стена рухнула! — прокричал в ответ Роберт Ансельм. — А им внутрь войти не через что!
Антонио Анжелотти появился с запасными фальконетами. На его закопченном лице выделялись только белки глаз.
— Наверное, мы все-таки контрминировали хоть какие-то из их мин! Иначе рухнула бы вся эта часть стены!
— Мы хоть одно делаем толком, — будем надеяться, что де Ла Марш сможет удержать эти хреновы ворота!
Казалось, время тянется бесконечно долго — хотя на самом деле прошло минут пятнадцать, — и на стенах остались только ее люди; не обращая внимания на ранения, все еще возбужденные битвой, они облокотились о парапетные стенки и непристойными криками, обращенными вниз, к умирающему врагу, выражали свое страстное презрение. Один алебардщик залез на верх парапета и, расстегнув ширинку, мочился. Двое из его товарищей хватали за щиколотки и лодыжки раздетые трупы врагов и швыряли их вниз через амбразуры.
