В обед Сидоров сбегал к консьержу за газетами, и приволок их целую охапку. Смерти Алисы Гессен-Дармшдатской были посвящены заметки практически во всех газетах. Заголовки кричали: "Страшная трагедия в Дармштадте", "Гессен в трауре", "Россия в трауре", "Наследник Российского престола неутешен" и даже "Весь цивилизованный мир содрогнулся". Иванов отложил французские газеты, и взялся за немецкие. Понятно, французы перепечатывают у немцев.
Немецкие газеты сообщали, что Гессенская принцесса, 22-х лет отроду, умерла в ночь с 1 на 2 октября, во сне. Видимых повреждений обнаружено не было. Врачи констатировали разрыв сердца. Похороны по лютеранскому обряду назначены…и так далее.
Во французских газетах было то же самое, но более сентиментально и с подробностями, явно придуманными.
Из посольства принесли билеты, на "Nord-Express", на 16 октября.
Иванов поднялся: — Пойду, поброжу по городу Парижу, а то в номере я что-то засиделся, — и кивнул Сидорову: — Пойдёшь со мной?
— Пойду. А вас я попрошу остаться! — Сидоров развернулся, к вскочившим было, младшим Петровым, — останетесь с женщинами, что-то на душе у меня не спокойно.
— Опять дембилизмом занимаетесь, дядя Лёша, — прогундосил Андрей.
— Дембилизм, это когда рядовой Андрейка моет парижскую мостовую зубной щёткой, а сейчас — задача сохранить вещи и уберечь женщин, товарищ часовой. Вдвоём из номера не выходить, всегда кто-то один должен оставаться. Здесь наше всё, и аппаратура, и деньги.
Сидоров пропустил вперёд Иванова, и вышел из номера. Прошли к Петровым, постучали.
— Открыто, — отозвалась Татьяна.
— Танечка, можно мы Саню у тебя украдём? — Иванов сделал знак Петрову, мол, собирайся.
— Куда пойдёте? — спросила Татьяна.
— Пойдём, Париж попугаем, хотя, чем можно испугать Париж?
* * *
Филера Иванов заметил, когда они выходили из "Хотела". Не обратить на него внимания было сложно. Франт — клетчатый костюмчик, плащик, огромный чёрный зонт с ручкой-загогулиной, котелок на голове, под котелком — острые усики, стоял на углу гостиницы. Всё бы ничего, но он внимательно читал развёрнутую газету на вытянутых руках, несмотря на порывы осеннего ветра.
Николай засмеялся, вслед за ним засмеялись и Александр с Алексеем.
— Ему бы очки, — сказал Петров, — и я бы подумал, что он из контрразведки Буркина-Фасо.
— Ну, и зачем ты АбкакАл контрразведку Буркина-Фасо? — смеясь, спросил Иванов.
— Потому, что в Буркина-Фасо контрразведки нет, да самой Буркина-Фасо тоже, хм…или самого?..
Они свернули на Le boulevard de Sebastopol. Сидоров закрутил головой: — В какой кабачок завернём?
— Ни в какой. Мы на войне!
— Конечно, на войне! Где наркомовские граммы?
— Иди, дыши парижским воздухом, говорят, он тоже пьянит.
— Ладно, тогда давайте заглянем к мэтру Крюшо, очень мне его плюшки прошлый раз понравились.
— Лёша, то, что мы с тобой прошлый раз ели у этого сантимЭтра, называется "круассаны".
— Вот именно, вторая часть слова мне чего-то не нравится, поэтому, давайте обзовём их плюшками. Поехали.
Они остановились, выглядывая таксиста на кабриолете. Усаживаясь в подскочившего лихача, Иванов глянул назад, и увидел знакомого франта, тоже голосующего у дороги.
— Э-ге-ге, ребята, да за нами хвост, — сказал он друзьям, — Буркина-Фасо не дремлет.
Петров дал вознице франк: — На бульвар Капуцинок.
Сидоров, севший сначала лицом вперёд по ходу движения, пересел, чтобы смотреть назад.
— Какие мысли? — спросил Петров.
— У меня мысль одна, — Иванов с удовольствием разглядывал Эйфелеву башню, которая возвышалась над ними и медленно уплывала назад, — ваша попытка скупить весь Париж за один день не осталась не замеченной. Лёша, доставай свою базуку, будем отстреливаться.
— Придумал! — Петров хлопнул ладонью по кулаку, — давайте заманим этого клоуна в подворотню, где мы проявлялись, и хакнем его. А потом пойдём к Крюшону.
— Вот кто у нас киллер! — обрадовался Сидоров, — ещё фамилию не спросил, а уже "хакнуть". Ещё на меня бочку катил!
— Вот-вот, — поддакнул ему Иванов, — и поведайте нам, господин капитан второго ранга, почему за вами гоняется контрразведка Буркина-Фасо?
Так, незаметно за разговорами, они прикатили на бульвар Капуцинок. Проезжая мимо знакомого бистро, Сидоров толкнул возницу в спину. Коляска остановилась и они вышли.
Медленно прошли мимо бистро, в зеркальных витринах которого отразились и они, и фланирующая публика, и их преследователь. Завернули в переулок, потом ещё раз.
Рассредоточились по углам и притихли.
Филер выбежал прямо на них. Иванов сделал подножку, Петров навалился сверху всей своей массой, Сидоров вывернул руки. Всё, как когда-то в школе. Сила молодых тел пьянила.
Иванов сунул руку франту во внутренний карман, пошарил, достал бумаги и стал рассматривать.
Сидоров за волосы поднял голову поверженного, посмотрел ему в глаза и подмигнул: — Вот так-то, брат мусью!
— Отпустите его, он русский, — сказал Иванов, полистав документы пленного, — капитан Костромин Иван Никифорович, помощник военного агента, прошу любить и жаловать.
— Ну вот, на самом интересном месте, — с сожалением сказал Петров, встал сам, рывком поставил незадачливого капитана на ноги.
Сидоров подобрал слетевший котелок и подал пленнику: — Ай-яй-яй, нехорошо разбрасываться казённым имуществом.
Теперь Иванов рассмотрел его вблизи. Молодой, ещё нет тридцати, практически ровесник, голубоглазый, румяный, вид на себя напустил гордый, хотя и дышит тяжело.
— Господа, пытошная переносится в кофейню за углом, здесь чересчур разит французскими кошками, — сказал Иванов, и пошёл вперёд. Остальные направились следом.
Мэтр Крюшо оказался на месте и предоставил новым клиентам столик в углу заведения. Пока все рассаживались, мэтр стоял рядом, ожидая заказ.
— Скажите, мсье, — спросил Сидоров, Вы давно владеете этой кофейней?
— Моя семья владеет этим бистро более ста лет! — с гордостью ответил польщенный вопросом мэтр Крюшо.
— Тогда Вас зовут Крюшо, не так ли?
— Мэтр Крюшо к Вашим услугам! — поклонился француз, — но откуда Вы узнали?
— О, это старая история! — залился соловьем Сидоров, — мой дед, старый казак, мне рассказывал, что когда он был в Париже в 1814 году, самые лучшие круассаны в Париже были у достопочтимого Крюшо на бульваре Капуцинок!
Крюшо расцвёл: — О, благодарю! Мне мой дед тоже рассказывал о русских казаках! У него остались самые лучшие воспоминания о них! И, разумеется, круассаны у меня всё такие же, самые лучшие в Париже.
Крюшо метнулся в глубину бистро и через мгновенье приволок большущую корзину с круассанами. Следом прилетел служка с большим подносом с кофейными приборами.
