— Пытаясь сделать мне хуже, он помог избавиться от ненужной должности, — пренебрежительно отмахнулся я. — Я не собираюсь больше воевать под его командованием. Буду жить в свое удовольствие.
— Эта должность приносила немалые деньги, — сказал тесть.
— На море больше добуду. В отличие от большинства рыцарей, у меня проблема не с тем, где достать денег, а с тем, куда их вложить, — похвастался я.
— Слышал, ты прикупил несколько мелких сеньорий, — с долей восхищения произнес он.
Сеньории бывают разные. В одной всего лишь деревянный, полусгнивший замок и деревня из нескольких, таких же полусгнивших домов, а в другой — половина графства. Так что фраза «купил сеньорию», хоть и звучит громко, на самом деле частенько лишь громкий звук. Впрочем, в моем случае звучало не слишком печально.
— Да. И собираюсь еще купить. У меня ведь шестеро детей. Хотелось бы хорошо обеспечить каждого, — поделился я.
— Слушай, у меня тут гостит Жанна, сеньора де Крюссоль, дама преклонного возраста. У нее не осталось прямых наследников. Хочет продать свою сеньорию за двадцать тысяч ливров, на вырученные деньги основать женский монастырь и посвятить остаток жизни богу. Предлагала мне, но у меня нет столько денег, — рассказал герцог Бурбонский.
— Хорошая сеньория? — поинтересовался я.
— Да вроде бы неплохая. Мощный каменный замок в неприступном месте, на высоком и крутом берегу Роны, напротив Валанса, одна деревня рядом и еще восемь неподалеку, большой лес и несколько мельниц на том же берегу реки. Утверждает, что получает с сеньории до полутора тысяч ливров в год, — ответил тесть бодренько, будто сам продавал сеньорию.
— Надо бы посмотреть, — сказал я. — С близкого расстояния всё оказывается не настолько прекрасным, как издалека.
— Завтра во время обеда сведу тебя с ней. Если хочешь, съезди туда, посмотри. Представим эту поездку, как охоту за тюшенами, — предложил он.
— Сильно достают тюшены? — поинтересовался я.
— Не очень, но если их не станет, будет лучше, — ответил герцог Бурбонский.
Жанна де Крюссоль оказалась полной пожилой женщиной с глазами на мокром месте. Каждый ее монолог заканчивался слезами и крестным знамением. Разве что во время еды не ревела, только крестилась. Поесть она любила. Как и нарядно одеться. Тяготела к красному цвету. Наверное, уже заказала несколько ряс из красных дорогих тканей. Будет надевать их под простенькую верхнюю. Вместо власяницы, которые вышли из моды. Своей чрезмерной набожностью она нагоняла тоску на веселый двор герцога. Спровадить ее никак не могли, потому что отказывалась ехать без большой охраны, боялась тюшенов. Тесть шепнул мне, что будет очень благодарен, если я съезжу вместе с ней посмотреть ее владения и оставлю Жанну де Крюссоль в ее замке. Куплю я сеньорию или нет — его не очень интересовало.
В путь мы отправились через день. Людовик Бурбонский дал мне в помощь семь латников. Поскольку они мне были не нужны, приказал им не отходить от возка сеньоры. Переднюю половину возка занимала будка, обтянутая толстой кожей, в которой, полулежа, путешествовала Жанна де Крюссоль, заднюю — сундуки и баулы с ее барахлом. Четыре служанки, такие же старые, как их госпожа, ехали на обычной телеге. Рядом со мной скакал старший сын Людовик. Если куплю сеньорию де Крюссоль, то будет принадлежать ему, обе ларошельские сеньории, которые вдвоем дешевле этой, перейдут Пьеру, а детям Марии достанутся владения в Сентоже.
Замок Крюссоль располагался на скале, на краю известнякового плато, которое обрывалось в реку Рону. Орлиное гнездо, однако. Уже за одно это его стоило купить. Вид на реку с высоты метров двести был замечательный. Как предполагаю, замок построили здесь, чтобы контролировать реку, то есть, собирать дань за перемещение по ней. В первом варианте это, скорее всего, был деревянный мотт и бейли. Потом, награбив денег, его перестроили в камне, но он по-прежнему состоял из двух частей. В нижней располагался хозяйственный двор, а в верхней, над обрывом, — донжон двадцатиметровой высоты. Обе части защищали сложенные из серо-белого известняка стены разной высоты, в зависимости от рельефа скалы, и по две круглые башни. Еще двумя прямоугольными башнями был увенчан донжон. С трех сторон был вырублен сухой ров шириной метров семь, который давно не чистили. Подъемный мост был старый, из потрескавшихся дубовых досок. Поднимался с помощью толстых канатов, изрядно забахромевших. Их пора было заменить, а то могут порваться в самый неподходящий момент. Стены и башни тоже не помешало бы подремонтировать. О чем я и сказал вдове, чтобы сбавить цену.
Охрана и дворня были в большинстве своем преклонного возраста. Такое впечатление, что они родились вместе с замком и умрут вместе с ним. На хозяйственном дворе располагались конюшня вместимостью на полсотни лошадей, хлев, птичник, сеновал, амбар, кузница, кладовые, над которыми находилось жилье слуг и стражников. В верхней части возле углов донжона были два окруженные бортиками отверстия в подземные емкости, куда стекала дождевая вода и роса. Все остальное пространство занимала площадка для военных упражнений. Ни деревца, ни кустика. Под донжоном находился винный погреб и камера для пленных. На первом этаже — кладовые с запасами еды, оружием и старым барахлом. На втором — холл высотой метров шесть с деревянными галереями на высоте метра три, напомнивший мне английские замки двенадцатого века. Камин был поменьше, чем делают в Англии. На третьем этаже располагались спальни. Раньше, видимо, это была одна большая комната, но потом ее разгородили на отсеки деревянными перегородками. Один из таких отсеков отвели нам с сыном. Там стояла всего одна кровать, но в ширину имела метра три.
— Ты купишь этот замок? — спросил Людовик перед сном.
— А ты хотел бы здесь жить? — в свою очередь спросил я.
— Конечно! — произнес он восхищенно.
— Тогда всячески изображай, что он тебе не нравится, — сказал я. — Иначе у меня не хватит денег на него.
Денег у меня хватит на пару таких сеньорий, но пусть учится не переплачивать зря. Людовик отнесся к моим словам с полной серьезностью. С утра он ходил насупленный и повторял, как здесь плохо в сравнении с тем, что у нас дома. Я оставил его на попечение сеньоры Жанны, а сам с ее управителем — таким же пожилым и толстым, но не слезливым и не набожным, — проехался по деревням и прочим владениям. Местность здесь, конечно, не самая благоприятная для земледелия и скотоводства. Положительными моментами были река, на которой крестьяне ловили рыбу и подрабатывали разным образом, и соседство с большим городом, который принадлежал епископу, что гарантировало более редкое участие в феодальных разборках. Рыцари не любили связываться со святошами. Слишком много вони.
Вернувшись в замок, я потребовал бухгалтерские книги. Управляющий включил дурака и подсунул мне ворох счетов.
— Еще раз попытаешься поиграть со мной в слишком умного, отрублю голову, — пообещал ему, после чего получил то, что хотел.
Велась отчетность отвратительно. Видимо, чтобы скрыть воровство. По моим подсчетам сеньория давала доход чуть больше тысячи ливров. Плюс пару сотен воровал управляющий. Про подвиги управляющего я промолчал, зато остальное очень доказательно объяснил Жанне де Крюссоль.
— Не ожидала, что рыцари так хорошо умеют считать! — произнесла сеньора таким тоном, будто я уличил ее в воровстве.
— Меня научили в Венеции, когда служил там, — сказал ей.
В итоге мы сошлись на семнадцати тысячах ливров серебром. Сделку оформили у нотариуса в Валансе, который располагался на левом, низком берегу Роны. Я бывал здесь во время сопровождения купеческого каравана из Арля в Клермон. Небольшой городок, уютный и тихий. В присутствии двенадцати уважаемых жителей города мы подписали договор купли-продажи. Оформили сеньорию на Людовика. Я выписал три векселя на пять тысяч каждый и одни на две тысячи ливров. Теперь уже просто Жанна отнеслась к ним с недоверием, потребовала наличные. Свидетели сделки, местные купцы, которые знали обо мне больше, чем она, заверили старушку, что в любой момент обменяют эти клочки бумаги на серебряные монеты.
