Пришел отдать последнюю память Петру Александровичу. Мы с ним, как вы знаете, работали над одним проектом…
— Да, я помню.
Поручик коротко козырнул и отошел, видимо, решив, что Руслан еще не отошел от смерти компаньона и по любым вопросам лучше найти человека повменяемее.
Лазаревич действительно замер и даже несколько выпал из реальности, но вовсе не потому, что погрузился в скорбь. Его молнией поразила одна мысль.
Электромобиль — вещь бесперспективная ближайшие сто лет, до самого начала двадцать первого века. Да и тогда они, скорее, будут дорогими игрушками, чем реальным видом транспорта. Никаких Гурдовых история как российского так и мирового автомобиле — и электромобиле — строения не знает. Поэтому поручику заниматься ими и смысла нет.
Или… ЕСТЬ?
Отец Руслана любил фантастику. Такую, советскую, тихую, мирную, всякие фэнтези, боевики, постапокалипсис, заполнившие полки книжных магазинов в девяностые, он не любил. Впрочем, глубокосмысленную советскую, вроде братьев Стругацких или Ольги Ларионовой, отец тоже недолюбливал, предпочитая, скорее, фантастику техническую, вроде той, которую потом обзовут «фантастикой ближнего прицела». Хотя что там ближнего в «Четверти гения», например, Руслан не знал. Так вот: в сборниках и альманахах советской фантастики, собранной отцом, Руслану попадались рассказы со схожей фабулой — некое изобретение, могущее повернуть всю человеческую историю, двигатель для межзвездного корабля, телепортатор или что-то подобное, оказывается изобретено еще в начале-середине двадцатого века. Но осталось никому не известным, потому что его автор погиб в застенках охранки или в нацистском концлагере, был убит в окопах Первой мировой или Великой отечественной, умер от тифа в Гражданскую или от голода в Блокаду.
Нет, Руслан не считал себя героем вот такого фантастического рассказа, но…Кто знает, может быть, вот этот поручик Гурдов смог бы изобрести электромобиль? Нормальный, вменяемый, дешевый и общедоступный? Сейчас, пока по миру еще не расползлись автомобили бензиновые и дизельные и их еще можно безболезненно заменить на электрическую тягу? Смог бы, но… Поручик погибнет в боях с немцами или с большевиками, будет расстрелян как «предатель, переметнувшийся к красным» или умрет в холерном бараке — и электромобиль так и не будет создан. А если даже у поручика ничего бы не получилось — кто знает, может, под Ипром или Верденом, на Марне или Сомме, при Брусиловском прорыве или битве в Арденнах, от немецких газов или французских снарядов, английских пуль или русских штыков, так или иначе погибнут изобретатели межзвездных двигателей или электромобилей, лекарства от рака или средства от старости…
Говорят, что война двигает прогресс. Так говорят, потому что никто не видит, насколько она прогресс отбрасывает.
Нет. Вариант один.
А что до любителей видеть масло только со своей стороны…
Как там было в той сказке? Пока богатые крутили миску, бедняк взял ложку и перемешал кашу.
Ну что ж, видимо, нужно кашу перемешать.
Вы, господа, обратился Руслан сразу ко всем тем, чьими усилиями мир катился к Первой мировой войне, думаете, что это вы определяете будущее, не давая мне и малейшей возможности на него повлиять?
Я, господа, служил в ПВО. И как говорил командир части: «Меня не взяли в летчики. И я решил, что если я не буду летать, то никто не будет летать».
Никто не будет, господа.
Глава 45
— Минутку…
Лакей озадаченно остановился, глядя, как гость хозяина задумчиво рассматривает тяжелую резную дверь, как будто никогда ранее не видел дверей.
Руслан оглянулся, прищурившись, посмотрел вдоль коридора, снова вернулся взглядом к двери… Открыл ее. За дверью находилась еще одна, точно такая же дверь, массивная, дубовая, с бронзовыми ручками. Не сразу же за ней, понятное дело — кто будет ставить две двери подряд… ну, если одна из них не железная дверь в квартиру, конечно… — две пары дверей отсекали от коридора небольшой отрезок, этакий тамбурчик, метра три в длину, видимо, выполняющий какую-то функцию…
Интересненько…
Лакей, судя по всему, уже подумывал о том, не позвать ли к странному гостю врачей. Или городового. Вон какой портфель тяжелый, кто его знает, вдруг — бомба?!
Руслан пересек тамбур, открыл дверь, задумчиво посмотрел на коридор, продолжающийся до еще одних дверей. Двери — метров десять коридора — двери — тамбур — двери — метров десять коридора — еще одни двери. А за ними…
— А что там, за дверями? — спросил он у лакея.
— Зал для гостей, — тон ответа был вежливый, но где-то глубоко в нем пряталось убеждение, что вот вам, господин хороший, попасть в этот зал — не судьба-с. Для приличных людей-с.
— И если ваш хозяин решит собрать большое количество гостей… по какому-то важному поводу — они именно там и соберутся?
— Да.
Интересненько… Рискованно — но может получиться. Что значит — иногда почитывать Бушкова…
* * *
Старик Суворин задумчиво глядел на молодого американца, который попросил встречи, обещая изложить нечто важное и удивительное. Если бы он не был приятелем покойного Фрезе… впрочем, не стоит кривить душой — даже тогда Суворин, скорее всего, согласился бы его выслушать. Ведь он в молодости был журналистом, а в каждом мужчине до самой старости, да что там — до самой смерти, продолжает жить все тот же мальчишка, искренне уверенный, что ему под силу поставить на уши этот мир. А если мальчишка был еще и журналистом, то есть человеком, чья профессия — ставить мир на уши…
Что же он хочет рассказать? Неужели… Да нет, покойный Петр Александрович был человеком в возрасте, в том самом возрасте, когда можно уже умереть и своей смертью, и не обязательно искать преступление. Впрочем, американец… как там его, фамилия как у еврея… ах да, Лазаревич… может и вправду считать, что его компаньон по разработке нового автомобиля убит. Интересная конструкция, Алексей Сергеевич видел в окно, как он катится по улице. Необычно, но интересно… Или все банальнее, и он просто хочет рекламу этих автомобилей?
Радовало старика пока только одно: во внешности гостя ничего не напоминало тех личностей, с которыми разговор не состоялся бы. Не было характерного «стянутого» лица и стеклянных глаз безумца или фанатика (что, будем честны — чаще всего одно и то же), решившего осчастливить этот мир очередным изобретением, открытием или поделиться прожектом переустройства всего и вся, что, вне всяких сомнений, приведет мир к счастью и процветанию. Не было и обаятельной открытой улыбки и честных глаз, каковые старый издатель в своей жизни встречал только у мошенников и мелких торговцев вразнос (что, опять же будем честны — чаще всего одно и то же). Спокойное лицо человека, который вежливо ждет начала разговора.
Суворин предпочитал в неясных ситуациях чуть затянуть начало, до предела норм приличия, это сразу же позволяло определить очередного
