истинность древнего изречения «Многая знания — многая печали». ЗНАТЬ, что произойдет через сто… да что там через сто — через три года! — оказалось невероятно тяжело.
— Четвертая власть.
— Ее и в наше время так называют.
— Ну так оправдайте, наконец, это звание.
— Пропади оно все пропадом! Я жизнь уже прожил, мне терять нечего. Даже если тиражи арестуют — мы с вами сможем прогреметь на всю Россию. На весь мир! К завтрашнему номеру, жаль, статью подготовить не успеют…
— Вот, — Лазаревич положил на стол извлеченные из портфеля листы бумаги, — Немного подредактировать — и готова статья. В утренний номер должна успеть. А вечером я хотел бы уже встретиться с теми, про кого мы говорили — издатели, писатели, журналисты — в вашем зале для гостей. Я успел взглянуть на него, когда шел к вам, он идеально подходит для того, что я хочу рассказать.
— Скорее, подробности того, что вы уже знаете.
— Помните, я сказал, что моя жена и дочь таинственным образом исчезли. Я боюсь, что я тоже могу… таинственным образом исчезнуть.
«Особенно если Андронов-младший успеет вернуться из Луги». Но эту мысль Суворин, естественно, не услышал.
Глава 46
«Новое время», утренний выпуск, 26 июня 1911 года
«ВСТРЕЧА С НЕОБЫЧНЕЙШИМ ЧЕЛОВЕКОМ».
«Возможно, заголовок покажется нашим читателям излишне кричащим, более подобающим дешевым бульварным газетам, но, сразу хочу уведомить — на самом деле он не только подобающим образом отражает действительность, но и, я бы даже сказал, несколько преуменьшает значимость предстоящего события. События, которое, и снова не побоюсь громких слов, возможно, станет самым значимым событием двадцатого века.
То, что произошло в Петербурге, ранее не случалось никогда, кроме как на страницах господ романистов, таких как известный Фаддей Булгарин или английский Герберт Уэллс. Когда я услыхал от знаменитого издателя Суворина, о том, с каким человеком мне придется встретиться, то, каюсь, в первую минуту подумалось мне, что Алексей Сергеевич пал жертвой хитроумного мошенника, за что искренне прошу у него прощения, ибо не стыжусь признавать свои ошибки. После разговора же с ним, когда я уяснил, что Алексей Сергеевич сохранил прежнюю ясность ума и острый разум, я предположил, что, возможно, передо мной предстанет умалишенный, ведь, как известно, бредовые фантазии скорбных рассудком могут быть весьма убедительны. За это предположения я прошу прощения уже у нашего гостя, господина Л., ведь он смог предоставить доказательства своего статуса, которых не смог бы изготовить и самый ловкий мастер, сколь угодно повредившийся в уме.
Мой читатель, скорее всего, уже находится в нетерпении — кто же он, этот таинственный господин Л.? Кто посетил Петербург? Американский президент? Абиссинский негус? Пресвитер Иоанн? Марсианский король? Нет!
Еще необычнее! Еще чудеснее!
Не далее, как вчера вечером я имел возможность встретиться с пришельцем из будущего. Да-да, вам не показалось — из будущего. Обычный, на первый взгляд, человек, русский, православный, такой же как и мы, но при этом до недавних пор живший через сто лет от нашего времени, в 2012 году.
Как же так получилось, как стали возможны путешествия во времени? Что ждет нас в грядущем? Какие удивительные открытия и изобретения? Об этом мы узнаем…».
Леонид Андреевич Андронов, известный в столице предприниматель, сложил еще пахнущий типографской краской номер газеты и посмотрел на сына.
— Господин Л.?
— Может, это не наш…?
— Пришельцы во времени не ходят по Петербургу табуном. К тому же, чуть дальше говорится о том, что «таинственный гость» уже некоторое время прожил в столице, более того — намекается на то, что его уже знают. Нет, Юра, нет, не будем заниматься самоуспокоеним. Это наш Руслан Аркадьевич, по, пока непонятной мне причине, решил поведать urbi et orbi о том, что нас ждет в грядущем. Зачем? Мы мало ему платили?
— Он хотел остановить войну. Ту, которую называет Первой мировой.
Андронов-старший посмотрел на сына так, что тот невольно вспомнил детство и отцовские розги.
— Откуда ты это знаешь, и почему Я об этом слышу только сейчас?
— Он… как-то упоминал в разговоре…
— Юрий, что ты ему ответил?
— Ну… я решил…
— Решаю в нашем деле пока что я. А ты выполняешь мои распоряжения. И, как я вижу, проявляешь при это неуместную инициативу, которая может привести к огромным убыткам.
— Но если бы он остановил войну — все траты на сведения о будущем оказались бы напрасны!
— И ты… Что ты ему ответил?
— Что менять будущее мы не станем, а если он попытается в него вмешаться самостоятельно, то…
— То — что?
— В общем… я пригрозил его семье.
Андронов-старший глубоко вздохнул:
— Вас ЭТОМУ учат в охранке?
— Ну… да. Тому, что сотрудничество, основанное на материальном вознаграждении и некотором принуждении — наиболее плодотворно.
— Принуждении? Ты угрожал его семье! Даже тетерка, защищая цыплят, набросится на лису, а здесь — человек! Почему ты просто не согласился с ним?
— Но ведь если остановить войну…
— У тебя мания величия, сынок? Ни один человек не сможет остановить войну, даже если он знает будущее. Нужно было согласиться с ним, рассказать мне — и мы вместе придумали бы, как использовать его желание так, чтобы и волки были сыты и овцы целы. А пригрозив ему, ты перевел наши отношения из деловых — в недружественные. И теперь Лазаревич нашел другой способ остановить войну, а мы лишились его знаний, и можем только молиться, чтобы он не рассказал о нас с тобой!
— Мои люди следят за ним…
— Еще хуже, — Андронов-старший откинулся в кресле и закурил, — Когда выяснится, кем является этот «господин Л.» — тебе придется объяснять, зачем за ним следили и почему твое начальство не знает об этом.
— Вот это как раз не проблема, — принужденно улыбнулся младший Андронов, — объект «Раджа» находится под наблюдением из-за своего иностранного происхождения и контактов с революционерами.
— Революционерами?
— Один преподаватель из Императорского Московского технического училища. С этой стороны не подкопаешься.
— Ну, все же мой сын унаследовал от меня хотя бы часть ума, — Андронов-страший усмехнулся.
— А что будем делать с Лазаревичем?
— Ничего. Пока мы не знаем, что именно он расскажет — ничего. А вот завтра — решим.
* * *
— Отставной вахмистр одиннадцатого драгунского Рижского полка Емельян Бобылев.
Сидевший за столом в гостиной человек посмотрел на вытянувшегося перед ним старика, седого, как лунь, но еще крепкого, как дуб.
— Оружие есть?
— Револьвер Нагана.
Вопрос бы явно
