— Володь, чего, сгоняли с Федькой за генератором? — спросил Паша.
— Обязательно сгоняли, — ответил я, аккуратно объезжая большую лужу в выбоине, которая по идее и высыхать не должна была никогда. — И уже продали, и даже продажу обмыли.
— Это правильно, обмыть — первое дело, — кивнул он вполне серьезно. — Кстати, с Настей летал?
— Летал? — даже чуть удивился я формулировке вопроса, потому что произошедшее вчера таким простым словом точно описать было бы не возможно. — Да чуть не долетались, меня обратно с полными штанами привезла.
— А что так? — поразился он.
Пришлось рассказывать, с подробностями и личным отношением, что и заняло практически все время до места назначения, тем более, что через КПП нас пропустили без проблем и досмотров, вроде как на особых правах. Проскочив полосу отчуждения, представлявшую собой замусоренное свободное пространство, колонна свернула налево, вильнула пару раз по мрачным пустынным улицам и остановилась на довольно просторном перекрестке между полуразваленных двухэтажных домов, наполовину деревянных, а наполовину из осклизлого и плесневелого старого кирпича.
— Развернуть опорный пункт! — послышалась команда Власова.
Это означало, что два грузовика сближались и выставляли в разных направлениях стволы пулеметов, а пулеметчики рук с гашеток не убирали и были готовы открыть ураганный огонь по всему подозрительному.
— Так, двигаемся параллельно! — продолжал командовать Власов. — Две пары по левой стороне улицы, с ними два осветителя, две пары справа, в таком же составе. Ничего не пропускать, светит каждый угол, если увидите травку — дуром не лезть, входить осторожно. Бирюков! — окликнул он меня.
— Я!
— Давай, в качества практики, пройдись со второй двойкой, посмотришь, что у нас к чему в дневной работе. — жестом он отозвал федькиного напарника: — Голиков, ты пока в резерв, Бирюков, с Федькой вторым номером иди, фонарь только у меня получи. Паша, давай пока со своим «дегтярем» в кузов шевролета, оттуда подстрахуешь.
— Есть! Есть! — почти хором отозвались мы.
С "ранцевым фонарем" я был уже знаком. Осталось только привинтить его на торчащий ствол карабина с помощью хомутиков с барашками и нащупать простой бытовой переключатель, висящий прямо на проводе. Аккумулятор, а точнее просто очень большую батарейку, мне сунул и в рюкзак разгрузки. Все, вроде готов. Воткнул в карабин магазин со спиленными пулями, дослал.
— Осторожненько идем, — сказал Федька, опуская мотоциклетные очки на глаза. — Тут давно не светили, так что можем нарваться.
— На кого?
— Да на кого угодно. Призраки вряд ли, они только ночь живут, к утру рассеиваются, а вот материальные твари могут быть вполне. «Пионеры» те же самые, друзья твои, — добавил он и пропел какую-то знакомую из детских книг дразнилку:
Пионеры юные,
Головы чугунные,
Сами оловянные
Черти окаянные
— Ага, точно черти, — легко согласился я с таким утверждением. — Иначе и не назовешь. Слушай, а почему дробовиков у нас нет? Под такую зачистку самый щорс был бы, раз — и квас, если в упор.
— А их здесь вообще нет, — сказал Федька. — У кого тут деньги было охотой заниматься? На весь город пару десятков двустволок есть, небось, да и те дерьмо дерьмом, разбалтываются после сотни выстрелов уже. Лучше уж так, — он похлопал по вороненному верху своего автомата.
Я еще раз проверил, насколько легко выходит из кобуры револьвер, перехватил карабин поудобней?
— Все готовы? — спросил старший первой двойки, среднего роста жилистый мужик лет к сорока, которого все звали Трахомычем за отчество Трофимыч и привычку именовать все, что ему не нравится, «трахомой». Сейчас он был за старшего нашей группы.
— Нормально, можем двигать, — сказал Федька один за всех.
— Если какую трахому зловредную увидите — долбите со всех стволов сразу! — немедленно оправдал командир свое прозвище. — Долго размышлять не надо, только друг друга не повалите. Пошли.
Трахомыч убрал в карман блокнот с описанием дома, благо тут не один раз все было фонарщиками пройдено, и мы двинули вниз, в подвал.
— Сам уже сколько раз сюда лазил, — сказал Федька, включая фонарь и направляя луч на сырые каменные ступеньки. — А так нормально все осветить не можем. Дом сам дрянь, развалюха, а подвал под ним как тюрьма инквизиции, даже разобрать нереально. Тут вся улица такая, даже хрен поймешь, для чего так строились.
— Хранили что-то? — предположил я, стараясь громко не говорить.
— Ага. Алмазов пламенных в лабазах каменных. Черт его разберет, тут вообще многое отличается от того, к чему привык.
— Кто бы говорил, — пробурчал я. — А наверху как?
— Без проблем, все насквозь просвечивается. Только подвалы здесь проблемные. Такую кладку разбирать никаких сил не хватит, кирпич колется, а он тоже ого-го. Вот и приходится их обходить из года в год…
— Федька, заткнуться можешь? — подал голос Трахомыч. — Если не западло, конечно.
— Трахому какую нашел? — съехидничал Федька.
— Ага, тебя. Только пристукнуть нельзя. Тихо, короче.
Подвал оказался пустым. Затхлый и сырой запах, чавкающий слой грязи под ногами, какие-то гнилые доски грудой, да и все. Даже "темной травы" не было, спокойное место. Двое осветителей все равно прошлись с мощными фонарями на шестах, засовывая их в самые немыслимые закоулки, и лишь когда они закончили, Трахомыч дал команду подниматься наверх. Когда поднимались, Федька сказал:
— Все равно не расслабляйся, понял? Тварь могла в соседнем подвале вылезти, ночью прошляться, не найдя добычи, и залечь уже в другом подвале. Ей даже уже все равно, если туда какой-то свет пробивается, лишь бы не сильный.
— Часто попадаются?
— Да каждый второй выход что-то стреляем, — подумав, ответил он. — И в половине случаев как раз в таких невинных местах. Так что давай, поаккуратней. И держись четко правее, на шаг назад, а то сталкиваемся на поворотах.
— Хорошо, прослежу.
Пока не поднялась вторая группа из дома напротив, нас в следующее строение Власов не пускал. Все делалось неторопливо, вдумчиво, шаг за шагом, к чему я, собственно говоря, отнесся только с одобрением — сам суеты не люблю и знаю, что половина проблем в этой жизни от спешки. Только когда обе команды выстроились на середине улицы, старший скомандовал:
— Пошли! Поаккуратней!
Второй подвал был почти близнецом первого, тоже никаких следов проникшей Тьмы, но тщательность проверки и «просветки» осталась прежней. Каждый угол, каждую щель, каждый закоулок, всюду должен был попасть свет во всей своей мощи. Так провели время до обеда, пройдя почти половину улицы. Около часу дня к нашему опорному пункту подкатила полуторка с надписью на бортах «Комендатура» и оттуда сгрузили две фляги-термоса. "Обед!" — оживился народ.
