Маленькая, лет шести-семи, девочка серьезно наморщила загорелый нос и сказала:
— Любовь — это когда тебя вдруг привели в «Мак-доналдс», а ты отдаешь половину своей картошки подружке и не просишь за это ничего, даже маленькую чупу.
— Ну а ты, Ксюша, что думаешь? — повернулся дед к печальной девчушке лет десяти, испуганно вскинувшей на него длинные ресницы при упоминании своего имени.
Ксюша молчала довольно долго, и я уже решил, что она ничего не скажет, но она вдруг подняла круглое веснушчатое личико и, заметно зардевшись, сказала:
— Если кто-то любит тебя, он по-особенному произносит твое имя. И ты знаешь, что твое имя никто не обидит, пока оно у него во рту.
Я крепко задумался, но тут дети заголосили, наперебой предлагая свои варианты:
— Любовь — это когда улыбаешься, если видишь его.
— Если любишь, можно помочь нести портфель девочке.
— Любовь — это когда папа и мама не ругаются и не бьют тебя.
У меня вдруг заныло плечо и защипало в глазах. Я отвернулся и ушел к «форду», потому что вдруг вспомнил, откуда именно мы вытащили этих детей, и отчетливо осознал, что понятия не имею, куда их теперь девать.
— Ты как вообще, Тошка? Функционируешь? -озабоченно поинтересовался Палыч, вдруг оказавшись у меня за спиной.
Я повернулся к нему лицом и спросил, показав глазами на пляж:
— Что дальше-то делать будем?
— Двигаться будем,— бодро ответил он.— Согласно правилам дорожного движения.
— А дети?
— А что «дети» ? Впереди город, областной центр, полмиллиона жителей. Неужели там не найдется организации, способной принять три десятка детей ? — с возмущением сказал Палыч.— Тем более мы уже составили список — свои фамилии почти все дети помнят, детдом «Солнышко» в Москве, я надеюсь, один. Позвоним тамошнему начальству, приедут и заберут.
— Найти детдом, конечно, будет просто. Непросто будет забрать. Я вот не понимаю, кто, кроме роты спецназа, может сейчас пройти по Каширскому шоссе,— начал заводиться я, но Игорь требовательно поднял руку и, дождавшись, когда я заткнусь, негромко, но твердо сказал:
— Мы должны доставить груз в Элисту. Сделаем работу, получим деньги, можешь пройти обратно по всему маршруту и сеять там доброе, разумное, вечное… Пока не прострелят оба твоих деревянных плеча и башку твою дубовую заодно.
Я ухмыльнулся ему прямо в лицо:
— Да ладно! Ты же сам не веришь в то, что несешь. А то я тебя не знаю!
Палыч сдвинул брови, выпятил челюсть и рыкнул басом:
— Не знаешь!
Это было так неубедительно, что я сразу успокоился и пошел помогать Васильеву поливать детишек.
Мы въехали в Каширу около трех часов дня. На КПП нас встречали уже не гаишники, а мрачного вида мужики с красными повязками на рукавах. Только один держал в руках автомат, остальные были вооружены хорошо знакомыми мне пневматическими винтовками МР-512.
Это было так странно и неожиданно, что я заулыба-ся, когда один из охранников, грозно наставив на нас свою игрушку, потребовал от Васильева отчета — куда и зачем мы направляемся.
Валера показал мужику свое удостоверение, и тогда тот позвал коллег. Рассматривать красную книжицу собралось человек пять, и все, судя по лицам, остались недовольны. Впрочем, вовсе не качеством документа.
— Где ж вы все прятались, суки милицейские, когда у нас в Кашире беспредел творился? Капитан, бля, уголовного розыска. Чмо ты, а не капитан!—бросил упрек Васильеву первый мужик и презрительно махнул своей винтовкой в направлении города: — Ну давай, проезжай, коли не стыдно. Посмотришь заодно, как это в жизни бывает…
Васильев побледнел, но сдержался, молча убрал в карман удостоверение и нажал на газ.
Мы проехали метров десять и встали — посмотреть, как пропустят автобус. Заметив, что в автобусе галдят
дети, мужики не стали смотреть документы у Палыча, а сразу махнули ему рукой и расступились.
Автобус встал прямо за нами, и я вышел из «форда», не став набрасывать куртку. Мужики смотрели на меня не слишком одобрительно, причем особенно им не понравилось мое забинтованное плечо.
— Отцы, где у вас тут власть располагается? — Я сделал строгое официальное лицо.
Мой вопрос вызвал сначала ступор, а потом дружный взрыв смеха у всей компании.
— Чудак человек,— наконец соизволил прокомментировать один из них.— Власть, она теперь в Москве. Там и ищи…
— А вы кто?
— Мы? Мы — народ! А вот ты что за птица?
Я понял, что с этим народом нужно разговаривать по возможности конкретно, избегая упоминания откровенных абстракций вроде власти или правительства.
Я показал на автобус:
— Мы вчера отбили у мародеров вот этот автобус.Там дети. Тридцать пять человек. Мы не можем взять их с собой. У нас другое, важное задание. Что вы посоветуете ?
Один из мужиков звучно икнул, и я понял, что он пьян. Потом я присмотрелся и увидел, что пьяны они все. Тот, что держал в руках автомат, бессмысленно передернул затвор, и я увидел, что это грозное оружие — всего лишь пневматический макет автомата Калашникова.
Банда пьяных клоунов с детскими игрушками. Тьфу!
Я разочарованно развернулся и пошел к «форду».
— Стой, парень!— крикнули мне в спину, и я обернулся на ходу.
Кричал как раз «автоматчик». Он сделал по направлению ко мне пару нетвердых шагов, а потом показал на проспект за моей спиной:
— Короче, поедешь прямо, потом направо, потом прямо до конца. Так попадешь на площадь. Там с одной
стороны — администрация. Но она сгорела на прошлой неделе. А вот с другой стороны — заводоуправление и здание треста. Туда к трем часам мэр должен явиться, со своими прихвостнями. Вот там ты с ним и побеседуешь…
— Уже полчетвертого,— сказал кто-то.
— Да там же надолго, весь город соберется попиз-деть,— успокоил сосед.
Я благодарно кивнул нетрезвым дружинникам и вернулся в микроавтобус.
— Ну? — раздраженным тоном спросил Валера, и я понял, что ему не терпится отсюда уехать.
Я объяснил, куда мы едем, и Валера сразу разогнал машину по пустой улице километров до шестидесяти. Больше не получилось — мешков и колес на асфальте уже не было, но хватало другого мусора: сломанных детских колясок, картонных коробок, набитых каким-то чудным тряпьем, тележек из универсальных магазинов, фрагментов мебели, иногда довольно приличной, попалась даже целая баррикада из искусственных елок.
Зато автомашин на улицах не было вовсе — они встречались там только в виде сожженных корпусов. Этого добра было немало, но, по счастью, жгли только припаркованные машины, так что нашему продвижению это местное развлечение не мешало.
