СССР 2061 - СССР-2061

   -- Этого мало, -- говорит. - Вы сначала выберитесь со своего мусорозавода, или как там.

   И пошла. Я догнал ее у калитки и говорю:

   -- Я выберусь!

   Она посмотрела теперь серьезно:

   -- Вот и выбирайтесь. Года вам хватит, чтобы стать человеком?

   И тут я по-дурости согласился:

   -- Хорошо, через год на этом месте!

   -- Договорились, -- говорит. - Пока. Спасибо, что сумку донес.

   Этот внезапный переход на "ты" меня сделал совершенно счастливым. Я проводил ее взглядом и почти побежал дальше. Внутри все бурлило - радостное возбуждение, сомнения, ревность, стыд, страх, чего там только не было.

   Я отдал письмо и поехал на нашу сторону. Только не домой, а к Марине Евгеньевне. Она жила в небольшом домике на линии нашей теплотрассы, только она там под землей проходила. У нас ее тоже хотели под землю спрятать, но социальщики не дали. Ради нас. Устроили, блин, заповедник гоблинов.

   Марина Евгеньевна вешала белье во дворе. Я подошел к заборчику и сказал:

   -- Здрасьте!

   Она обернулась:

   -- Здравствуй, Денис.

   Виду никакого не подает.

   -- Заходи, -- говорит.

   Я вошел и сел на крыльцо. И ведь не спрашивает, зачем пришел. Сейчас, говорит, чай будем пить, с вареньем. А я, поскольку серьезно разговаривать я совершенно не умею, и говорю:

   -- Сейчас есть машины, которые сами стирают, сушат, гладят и все такое. А есть одежда, которая вообще не пачкается.

   Это я ее передразниваю -- она раньше частенько рассказывала, что сейчас есть за механизмы, до чего человечество дошло, а мы, мол, как дикари живем.

   -- Надо что-то и руками делать иногда. И своими ногами изредка ходить.

   Намекает, что ли, на мой сегодняшний поход. Иногда мне кажется, что она все про меня знает, про каждую минуту моей жизни, и даже мои переживания от нее не скрыты.

   Она предложила борща, но я отказался -- мне вообще ничего не хотелось. Кроме как прыгать. Или бежать в известную сторону галопом.

   За чаем она сказала, что недавно разговаривала с Максом. Он сейчас на Марсе, программирует роботов. Стал хорошим специалистом. Спрашивал, говорит, про меня. Мы с ним не один литр в свое время выпили, пока он не ушел от нас. А теперь и вовсе на Землю нос не сует, года три не был.

   -- Хочешь с ним поговорить? - спросила Марина Евгеньевна. -- Сейчас, вроде, связь с Марсом должна быть.

   -- Давайте, -- говорю.

   Она ушла в дом, а я стал вспоминать свою спутницу и бояться, что больше я ее не увижу, а еще я гадал, какое у нее имя. Ей все имена не подходили. Марина Евгеньевна вернулась, и сказала, что минут через двадцать можно будет пообщаться.

   Пришла ее дочка со школы, тонкая девчонка-старшеклассница, и стала рассказывать, что изучали, и чему научили своих роботов. У меня тоже был робот, когда я учился, но, конечно, побольше и послабее. Мы своих тренировали в футбол играть, и еще много чего, менее интересного, а эти уже и в небо нацелились. Вот, говорит, если взять два реактивных микродвигателя, прикрепить друг напротив друга, вот так вот, то сил робота поднять у них не хватит. А если вот так, и использовать специальный алгоритм, то хватит. Я не поверил. Мы начали экспериментировать, но тут Марина Евгеньевна позвала меня в дом.

   Макса я запомнил веселым парнем, а тут на меня смотрел серьезный взрослый мужик. Рад, говорит, тебя видеть. И улыбнулся. Прилетай, говорит, к нам. Шутит: на Марс просто так не попадешь.

   В общем-то, говорить нам особо не о чем было, потому что интересы и проблемы у нас разные. Ты, говорю, не женился еще? Нет, говорит. Опять тупик. Впрочем, тягостного молчания тоже не получилось, потому что Макс начал рассказывать про какие-то странные парадоксы, темпоральные взаимодействия, и все такое. Только я его не слушал, поэтому грубо перебил:

   -- Макс, как выбраться с помойки?

   Он помолчал чуток, и говорит:

   -- Рад за тебя!

   Рано, говорю, радоваться. А он говорит, что задницу страшно отрывать от печи, но зато, если оторвешь, обратно садиться ни за что не захочешь. Пусть ты целых тридцать лет сидел, не вставая. В общем, он ждет от меня вестей. Хороших.

   На дворе робот уже болтался на сверхнизких высотах, периодически натыкаясь на разные препятствия, в том числе поверхность земли. Мы еще поговорили о недостатках нынешнего алгоритма, причем эта пигалица меня просто за пояс заткнула одной своей терминологией, а ведь у меня по робототехнике была неизменная пятерка! Потом Марина Евгеньевна загнала дочь обедать, а мне говорит:

   -- Что у тебя случилось?

   Ну, я как на духу:

   -- Я встретил женщину своей мечты.

   -- Наконец-то, -- говорит. - И что ты собираешься делать?

   -- Жениться, -- говорю, и мне от этого слова аж сладко стало. -- Еще: бриться, мыться, учиться. И все такое. Я сегодня обратил внимание, что в городе полно детей, и мне так захотелось, чтобы, вот, прихожу я домой, а там... или нет, сижу я на Марсе и звоню жене: как там младшенькая? А на старшего опять учительница жаловалась?

   Опять я кривляюсь. Наверное, просто боюсь к себе серьезно относиться.

   -- Тебе сейчас главное -- не запить, -- сказала она, -- у тебя такое состояние возбужденное. Давай тебя отправим на Новую Землю, в институт геологии? У меня там знакомый есть. Или куда хочешь?

   -- Давайте, -- говорю, -- на Новую.

   Подальше, а то я буду бегать к ней под окна и смертельно надоем, и еще надо подальше от родной свалки, где всегда так хочется выпить. Ну, и не только поэтому. Надо что-то делать, куда-то бежать.

   И Марина Евгеньевна тут же связалась со своим знакомым, Степаном Степанычем, который на Новой Земле был далеко не последним человеком. Он меня спросил: кем хочу стать, что мне нравилось изучать в школе, и так далее.

   -- По робототехнике была пятерка, и русский с литературой я любил, -- говорю. -- Только сначала мне все легко давалось, а как перестало даваться, так я и перестал учиться. Скатился на двойки, потом вообще бросил.

   Честно так признался. Ну, еще сказал, что камни красивые коллекционировал в свое время, манили они меня. Степан Степаныч сказал, что всех манили. И сказал:

   -- Приезжай, сделаем из тебя человека.

   Потом я сходил в парикмахерскую, которая сказала мне добродушным голосом:

   -- Стричь и брить?

   Я кивнул, и на стене стали появляться разные прически, а я ткнул во вторую или третью, где покороче. И тогда мою голову мягко обхватили манипуляторы, и дальше я чувствовал только, что мои волосы шевелятся на голове, как от маленьких струй теплого воздуха. Через пять минут я вышел и храбро направился в стоматологию. Там я провел не менее получаса, периодически чувствуя легкие уколы боли. Потом я приоделся. Переночевал у Марины Евгеньевны. Правда, совсем не спал. На свалку я больше не возвращался.

   Утром я сам поехал в аэропорт. Иду в посадочное отделение, и думаю, радостно и тревожно, что осталось триста шестьдесят четыре дня. И тут она говорит:

   -- Тебя и не узнать.

   И ведь слышал же я торопливые шаги сзади! Не обратил внимания.

   -- Как ты меня нашла? -- спросил, а сам думаю, что, наверное, она случайно тут оказалась.

   -- Связалась с социальщиками, -- говорит, -- тебя оказалось легко найти.

   И улыбается. Эх, все про меня все знают. Наверное, один я такой влюбленный баран во всем многомиллионном городе.

   -- Как тебя зовут-то? -- спрашиваю. Теперь как бы и не страшно, мы уже как бы и повязаны. Вроде как суженные -- это я, конечно, размечтался.

   -- Светлана, -- говорит.

   Точно. Я разные имена ей примеривал, а это, почему-то -- нет.

   -- Я что сказать-то хотела, -- говорит, -- через год меня здесь не будет, я на практике буду, на Луне. Если все пойдет нормально.

   -- Ну, значит, встретимся на Луне, -- говорю я, а сам удивляюсь своей наглости. Кто меня на Луну пустит?

   Потом я ушел, а она, в свой черед, проводила меня взглядом.

   В самолете толстый дядька рассказывал, что то, что раньше называлось самолетом, самолетом не являлось, потому как летало не само, а управляли им пилоты, а пароходы вот, действительно, использовали пар, но у них принцип движения был совсем не такой, как у современных межпланетных пароходов. Потом я уснул, и мне снились сны.

   Меня никто не встречал. В здании управления мне сказали, что Степан Степаныч сейчас на берегу, как и всегда в это время в воскресенье. И указали направление. Я нашел его по шею в ледяной воде. То есть, там несколько голов торчало, и, видимо, одна из них была его. Меня всего трясло от этого вида, хотя я был тепло одет.

   -- Здрасьте, -- закричал я, -- Степан Степаныч тут?

   -- Тут! -- закричала одна из голов: -- Залазь!

   Я помотал головой. Из палатки высунулась мокрая голова, с плечом и рукой, которой она призывно махала:

   -- Заходи!

   Я зашел. Вдоль стен висела одежда, под ней стояла обувь, а из нее торчали шерстяные носки. За мной ввалилось сразу несколько человек в трусах.