С попутным ветром мы пересекли курс галеонов, обстреляв книппелями с дистанции около кабельтова ближний из орудий правого борта, а потом второй — из орудий левого. Оба испанских корабля остались практически без парусов. В ответ по нам выстрелили из погонных орудий, довольно мощных, калибра тридцать фунтов. Одно ядро сорвало косую бизань вместе с реем. Парус упал на шкафут, накрыв меня и лишив фрегат на несколько минут моего чуткого руководства. У парусины был странный запах гниющих водорослей.
Мы вернулись к галеонам и расстреляли ядрами и картечью первый, у которого с грот-мачты свисал не пострадавший, длинный флаг адмирала. Враг не сдавался, ждал подмогу — третий галеон. Дождался и увидел, как мы оставили без парусов и этот, после чего опять вернулись к первому. Ядра из наших пушек, разбрасывая деревянные обломки и щепки, крушили высокие надстройки, а картечь из карронад выкашивала экипаж. Мы так увлеклись обстрелом, что не заметили, как второй галеон развернулся к нам левым бортом и залпом из одиннадцати тридцатишестифунтовых и девяти двадцатичетырехфунтовых орудий немного подпортил корпус и такелаж. К счастью, несущественно. Два ядра застряли в трехслойной обшивке между гондеком и опердеком, а еще два проломили фальшборт напротив фок-мачты и убили одного матроса и ранили второго. После следующего нашего залпа на первом галеоне спустили флаг.
Я послал на сдавшийся корабль призовую команду, а сам повел ко второму, недавно отстрелявшемуся. Этому мы сравняли ядрами фор- и ахтеркастли с главной палубой, и только после этого он сдался. Поскольку капитана не оказалось среди доставленных на фрегат офицеров, сдался галеон после его гибели и именно из-за нее.
Третий галеон продержался всего два залпа. Капитаном на нем был молодой мужчина с милой улыбкой на холеном лице. Усы на концах были закручены петлей. Не знаю, с помощью каких средства он умудрялся придавать усам такую форму, но им явно отводилось больше времени и внимания, чем командованию кораблем. Дублет на нем был из золотой парчи с тисненым узором в виде крылатых львов. Белый гофрированный воротник размером чуть ли не с тележное колесо. Штаны-тыквы красного цвета с черной подкладкой, проглядывающей в узорные разрезы. Верх башмаков был из черного бархата, на который нашиты жемчужины. Пять золотых перстней с изумрудами украшали пальцы рук. Различались перстни только огранкой камней. В Западной Европе сейчас считается, что изумруд способствует в любви. Видимо, у капитана большие проблемы с женским вниманием, несмотря на то, что человек явно не бедный.
— Мой отец — алькальд Кадиса. Он заплатит за меня хороший выкуп, — хвастливо заявил обладатель замысловатых усов.
— Даже уверен, что он будет рад это сделать, — сказал я, — но мы не пираты. Тебя передадут князю Оранскому. Скорее всего, будешь обменян на пленных голландцев.
— Пусть будет так, — легкомысленно произнес он и то ли пригладил усы, то ли проверил, не потеряли ли они заданную форму.
— Откуда и куда шли, какой груз везли? — задал я вопрос.
— Из Лиссабона в Опорто, — ответил он. — Груза никакого нет, только солдаты и их оружие и боеприпасы. На моем галеоне было пять сотен солдат. Несколько человек погибли. На других меньше, потому что еще и лошадей везли.
— Из Лиссабона?! — удивился я.
— Да, — подтвердил капитан галеона. — Герцог Альба захватил его. Португалия наконец-то присоединилась к нам. Теперь весь полуостров принадлежит нашему королю Филиппу, — гордо, будто хвастался собственными успехами, рассказал он. — Самозванец Антонио спрятался с кучкой сообщников в Опорто. Мы должны были захватить его.
Вот и случилось объединение. Не думаю, что большинство португальцев рады этому. Мы помогли северным районам побыть еще немного независимыми. Солдат высадили на берег. Их было больше тысячи. Везти такое количество в Роттердам было рискованно. Офицеров, оружие, боеприпасы, провизию и лучших лошадей перегрузили на фрегат. Галеоны подремонтировали и повели в Саутгемптон. Продать их в Лиссабоне мы уже не могли, а в Опорто вряд ли найдутся покупатели на все три. Пленных офицеров отдадим князю Оранскому в счет его доли. В среднем они оценивались по тысяче флоринов за голову. Вильгельм Оранский менял их на своих офицеров, попавших в плен к испанцам. Потом его офицеры опять сдавались в плен, а он их освобождал. Так они и воевали за него.
До Саутгемптона добрались без происшествий, если не считать противный северный ветер, который заставлял идти галсами. Галеоны оторвали у нас с руками. Припортовые таверны были забиты искателями приключений, готовых по зову любого судовладельца отправиться куда угодно, где можно быстро разбогатеть или сложить голову. Больше времени заняла продажа лошадей. На фрегате для всех не было места, поэтому худших решил реализовать в Англии. Боевые кони перестали цениться высоко. Теперь удачу можно было догнать только на корабле.
Пока мы занимались этим, в Саутгемптон пришел гукер, и с него на фрегат приплыли на черном восьмивесельном катере, у которого вальки и веретена были покрашенными в желтый цвет, а лопасти — в красный, мой бывший компаньон Вильям Стонор, а с ним казначей королевского флота и три корабела. Джон Хокинс оказался поджарым мужчиной лет пятидесяти с бледным и конопатым лицом меланхолика, если не сказать тормоза. Может быть, такое впечатление складывалось из-за контраста между маленькими, узкими глазами и длинным носом и темно-русыми волосами на голове и рыжеватыми бровями, бородой и усами. Я бы подумал, что усы и борода подкрашены хной, но брови пока не принято подкрашивать в рыжий цвет, даже у женщин. И лорд Стонор, и его спутники были в черном, без украшений, а белые гофрированные воротники небольшого диаметра, так сказать, по-пуритански, разве что ткани у корабелов были дешевле, чем у их начальников.
— Инспектирую порты и стоящие в них корабли королевского флота, — рассказал Вильям Стонор. — Хорошо, что застал тебя здесь, иначе бы пришлось плыть в Роттердам.
— Зачем я тебе понадобился? — спросил я. — Неужели опять в Америку собрался?
— Нет, отправил туда вместо себя племянника Ричарда Тейта и твоего родственника Роберта Эшли. Я уже старый и богатый, чтобы самому страдать от жары и штормов, — ответил лорд Стонор. — Разреши нашим корабелам осмотреть твой корабль. Я пытаюсь убедить королеву, что надо строить именно такие, а не те, что сейчас заказывают для королевского флота.
— Такой и стоить будет дешевле, — вмешавшись в наш разговор, блеснул знаниями Джон Хокинс.
— Как сказать… — начал было я, но развивать мысль не стал.
Лорд Стонор отлично знает, насколько дороже мой фрегат такого же по артиллерийской мощи и тоннажу галеона. Если он не поддержал разговор о цене, значит, у него на это имеются причины.
Корабелы облазили мой фрегат от киля до клотика. Потом я ответил на их вопросы, рассказав, каким должно быть соотношение длины к ширине, какой высоты должны быть мачты и где располагаться и много чего другого. Насколько я знаю историю, мои советы так хорошо послужат усовершенствованию английского флота, что он на несколько веков станет самым сильным в мире. И еще я знаю, что автор этого вклада останется неизвестным.
45
После Рождества женили во второй раз Яна ван Баерле. Его мать решила не ждать окончания траура по невестке, выбить клин клином. Девушка была из обедневшей дворянской семьи, не красавица, но ямочки на упругих румяных щёчках делали ее довольно милой.
— Такая дурить не будет. Побоится потерять богатого мужа, — объяснила свой выбор Маргарита ван Баерле.
Мнение сына ее не сильно интересовало. Он уже доказал, что выбирать не умеет. Я был уверен, что задурить может любая. Всё зависит от мужа. Поскольку Ян относится ко второй жене без трепета, как к первой, вполне возможно, что семья будет прочная.
Детей от первого брака Маргарита ван Баерле забрала к себе, то есть, в мой дом. Она уверена, что это мои дети. У меня на этот счет большие сомнения. Мне даже кажется, что я заплатил за смерть Свена Крюгера, чтобы отомстить не только за Яна ван Баерле. Хотя и не был мужем Женевьевы, но иногда казалось, что и моя голова обзавелась костяными наростами, довольно ветвистыми.
