нормально!
В общем, настроение мое испортилось, и аппетит разом пропал.
— Все, пойдемте к Абанту, надоел этот грязный рынок!
Луций насмешливо фыркает, остальные безропотно подчиняются. И правильно, мне в таком состоянии лучше не возражать. Уже на выходе с базара вижу сирийского купца, торгующего какими-то заморскими травами и специями. Подошел полюбопытствовать и не пожалел об этом. Цены, конечно, ого-го, так ведь в Риме еще дороже будет — к бабке не ходи! Названия непривычные, но на вид многие специи вполне узнаваемые — тут вам и черный перец, и гвоздика, и корни куркумы, и даже «палочки» корицы. Просто праздник для глаз и души!
— Благородный господин хорошо разбирается в заморских специях — уважительно склоняет голову купец, наблюдая, как я уверенно отбираю корицу и закатываю от удовольствия глаза, вдыхая ее пряный запах.
— А скажи, уважаемый — приходит мне на ум одна светлая мысль — не возишь ли ты из дальних стран чай? Знаешь, такие скрученные и высушенные листья, которые заваривают кипятком?
Слово «чай» я сначала произношу на русский манер, перенятый с хинди. Когда купец недоуменно качает головой, я, коверкая язык, перебираю все эти «тцай-е» и «те». Но нет, он не знает такого. Выжимаю из себя последние знания.
— Люй ча..? Хун ча…? Хей ча…? Улун?
Торговец задумывается, потом неуверенно говорит.
— Кажется, меня недавно угощали таким заморским отваром, но сказать честно, я не получил никакого удовольствия и не понял его вкуса. Трава травой!
— А кто тебя им угощал?! — я аж подпрыгиваю от нетерпения. И это было ошибкой. Купец, поняв мой сильнейший интерес к чаю, и почуяв крупную наживу, начал тут же юлить.
— Приходи завтра, благородный господин, я добуду для тебя эти сушеные листья.
— А сейчас нельзя за ними сходить?
— Моего знакомого нет на базаре, вечером к нему домой зайду.
Деваться некуда… Сам виноват, показав свой интерес. А искать сейчас этого человека по всему рынку? Нет. Время жалко. И не факт, что вообще найду его в такой толчее. Так что расплачиваюсь золотом за специи, окончательно облегчая свой кошель, и обещаю купцу придти завтра. Как говорится, и на том спасибо. Посмотрим еще, что он мне притащит.
Уже уходя, вспоминаю кое-что и возвращаюсь.
— А торгуют ли на базаре плодами эфиопского дерева…куахва? — выворачиваю я язык, стараясь произнести это как можно ближе к оригиналу, потому что голландское слово «кофе» здесь точно никто не поймет.
На пальцах пытаюсь объяснить купцу, как выглядят нужные мне зерна. И открываю рот от удивления, когда купец вдруг понятливо кивает и машет рукой в ту сторону, где продают скот и живую птицу.
— Конечно торгуют. Но это ты, господин, у скотоводов спрашивай. Они этими плодами кормят своих животных, чтобы те были выносливыми, когда их надо перегнать на большие расстояния. Тебе же это, наверное, нужно для мула или лошади?
Я заторможено киваю. Ага… для мула одного. Который перед тобой сейчас стоит.
И отойдя в сторону, начинаю ржать, как тот мул под непонимающим взглядом Сенеки. Вот же… Я думал, что здесь кофе продают, как специи — на вес золота, а они его скоту в пищу добавляют для бодрости! И продают видимо мешками по цене овса. А то может, и еще дешевле. Нужно срочно брать. Обжарить зерна — фигня вопрос. Помнится, в 80-е, в эпоху тотального дефицита, знакомые моряки возили сырые зерна кофе из Бразилии — сам у них не раз покупал. Да, до фабричной обжарки моей домашней в духовке, было далеко, но как говорится: на безрыбье и рак рыба. Пили же тогда и не жаловались. А не нравится — переходи на цикорий.
А вот сделаю-ка я себе сразу годовой запас. Увезу его в Рим и буду там по утрам, как белый человек, пить кофе…
* * *
С собой беру только Маду, всех остальных отправляю к Абанту — встретимся у него. Запахи в рядах, где торгуют скотом, витают такие, что нечего там девчонкам делать, мне самому приходится нос зажимать. И если бы здесь пахло только навозом…
Разыскивая нужных мне торговцев, я думаю о том, что с покупкой кофе ни за что не допущу такой опрометчивой ошибки, как с чаем. Очень надеюсь, покупка зерен будет носить долгосрочный характер, так что нечего с самого начала портить своих будущих поставщиков, взращивая в них алчность. Найдя, наконец, людей, о которых говорил купец, я делаю вид мало заинтересованного человека и равнодушно спрашиваю, нет ли у них плодов дерева куахва?
— Позвольте узнать, уважаемый, зачем они вам нужны? — сильно удивляется загорелый до черноты парень.
— Конь у меня приболел — на голубом глазу выдаю я — устает быстро, мало ест… а коновал уверяет, что с ним все в порядке. Услышал от местных торговцев, что эти зерна придают вашим животным бодрости, может, они и моему коню помогут?
— Продать-то не жалко, господин. Но я должен честно предупредить, что это не лекарство.
— Но ведь вреда от них животному тоже не будет? Отчего же не попробовать, если недорого зерна продашь. Много у тебя их осталось?
— Нет, всего лишь небольшой мешок. Его же помногу животным не дают, так зачем нам лишнее назад с собой везти?
— Ну, тащи что есть — скучающе пожимаю я плечами, а внутри у меня уже все звенит от предвкушения — хоть посмотрю, что это такое.
Парень с готовностью кивает — покупатель им предупрежден, дальше уже его проблемы. Просит подождать меня немного, а сам отходит к седому старику, сидящему в тени повозки — он у них видимо за главного. Они о чем-то коротко переговариваются, бросая взгляды в мою сторону. Старейшина тоже удивленно поднимает брови, но добро дает, и парень исчезает за повозкой.
— Римлянин, ты знаешь, как эти зерна надо использовать? — старик поднимается, опираясь на палку и подходит ко мне. Говорит он, кстати, на коэне и вполне чисто.
— Нет, не знаю, я сегодня вообще первый раз о них услышал — включаю дурака — мне сказали только, что вроде бы их из Береники привозят. Это дерево там растет?
