Обстановка вокруг нашего шахтёрского городка особой тревоги не вызывает — юкагиры тут кочуют и, как Вы понимаете, арбалет нашего угледобытчика стал теперь ихним. Так что наши меха добавились к примерно такому же количеству в просторном рубленом амбаре. А ведь это всё ещё и вывезти отсюда потребуется. Охо-хонюшки! Зато у жителя здешнего теперь есть жена. Юкагирку взял. Вон и олени пасутся, и собаки выясняют отношения с Вожаком.
На производственном же поприще, как и на научном, никаких подвижек не произошло. Летом люди занимаются хозяйством и готовят запасы на зиму. Здесь это основной закон жизни. Спорить с Природой не стоит, как и с опытом многих поколений людей, живших тут до нас. Поэтому работа промышленности в наших северных краях неизбежно подвергается влиянию сезонности. Абзац.
Механика, как ни крути, первейшая из наук, выбравшаяся на из накопленного человечеством опыта и сумевшая обрести логичный и понятный вид. Я в этой области не полагаю себя знатоком, но, прожив долгие годы среди самых разных технических устройств и даже имея опыт ремонта их поломок, кое-какие знания и навыки приобрёл. Так что за пневматическое ружьё брался продуманно и целенаправленно.
Увы. Первый же шаг привёл к огорчению — у меня не получалась пружина. Сталь нужной рецептуры не хотела работать так, как мне было нужно. И тянулась она, и прокатывалась, и сгибалась, но нужная сила сжатия вместе с ходом выходили в виде спирали слишком уж больших размеров. Понимаю, что проблема заключалась не в материале, и даже не возможностях, которые у меня были, а в чём-то другом, в каком-то соотношении, понять которое скромные познания, полученные в школе и в институте, не позволяли.
Отлично работала конструкция в виде подковы, только не уплощённой, а «заборчиком». Если её разогнуть, то потом, сгибаясь, она была всем хороша, кроме одного — не лезла ни в одну из знакомых конструкций, которые хотелось повторить. Да и не вполне понятно было, как её напрягать при заряжании. Варианты, приходившие в мою голову оказывались громоздкими, тяжеловесными и ни в какие ворота не лезли. Я маялся и страдал, пока не догадался давить воздух не привычным поршнем с круглым донышком, а двумя схлопывающимися пластинками. Да-да, как при аплодисментах. Получающийся хлопок — это ведь акустический удар. Только мне его надо пустить не в звук, а отдать энергию пуле. Конечно, остаётся вопрос герметизации, но кто сказал, что «ладошки» не могут быть круглыми, будучи, по сути, теми же поршнями?
С проверкой этой идеи я провозился довольно долго — короткие большого диаметра цилиндрические тела перекашивало в цилиндре. Зато я вспомнил о хлопуне. Это такая выпуклая мембрана, которая может иметь направление в обе стороны, причем положение она меняет с резким хлопком. Вот их я вместо поршней и использовал. Добился того, что пуля покидала ствол и даже вполне прилично откатывалась по полу, но лететь не хотела. Не стану описывать дальнейшие мучения. Они закончились, когда наблюдавшие за моими потугами помощники свили вполне приличную пружину. Цилиндрическую, если смотреть снаружи и спиральную по существу.
Поле этого я просто повторил давно знакомую конструкцию, которую видел у одного своего приятеля, только калибр ствола увеличил до шести миллиметров. Естественно, не имея никакой возможности нарезать ствол, я сделал пулю длинненькую, с косыми канавками снаружи и глубокой ямочкой на донышке. Настолько губокой, чтобы напор воздуха прижимал стенки к поверхности канала ствола.
Почему такой маленький калибр? Мне ведь не по бронетранспортёрам стрелять. Доску дюймовую пробивает, и ладно. Ну ладно, не дюймовую. С палец толщиной. Заряжание, как Вы понимаете, рычагом, а приделывать магазин не стал, потому что моя Айтал попадает всегда с первого выстрела. Кстати, она успела несколько раз сходить с новым ружьём на охоту. Очень хвалила. Сокжоя — это дикий олень — свалила метров со ста пятидесяти.
Помощники принялись налаживать производство этих ружей для себя и, своих родственников и друзей. Они у меня нынче были не слишком перегружены — я им кроме производства наждачных кругов и точильных камней поручил только опробовать новые тигли из глины, где подозревал одну сплошную окись алюминия, так что они почти всё время крутились вокруг моих затей. Ну так, между делом, пару-тройку станочков токарных соорудили, да сверлилок наделали. Опять же оборудование улучшали. Косилку соседу усовершенствовали и конные грабли довели до ума.
Выяснилось, что двое собираются свои мастерские заводить, вот и оснащаются. Хе-хе. Дальновидные. В добрый путь. Пора, пора разлетаться птенцам.
Один, кстати, поедет к магазину, что Никодим поставил на реке Эльги. Там у него брат в приказчиках, вот и организуют новое стойбище. Торгово — так сказать — промышленное. Место бойкое, как раз у вьючной тропы, что из наших мест ведёт к Индигирке южнее Хребта Черского. Они, как выяснилось, переписывались. Тот казачок засланный, что в конце лета до шахты добрался, привозил мне письма и от воеводы и от купца нашего. Он по дороге и другие послания прихватывал.
Что писал атаман? Так арбалеты ему нужны. Он, вишь какое дело, вызнал, почём мы их местному населению продаём, ну и принялся торговаться, чтобы для государевой надобности скидка была. Так и мы с Никодимом торговались. Ему за прибыток обидно, а мне-то, как Вы понимаете, хоть деньги серебряные, хоть рухлядь мягкая — это всё без надобности. Тут вопрос политический. Главное дело, чтобы нас, насельцев тутошних перестали полагать инородцами. Есть среди нас якуты, тунгусы, ламуты, но даже не в этом дело. Главное, чтобы, как при Советской власти было. Человеческое отношение. То есть не отбирать пушнину силой, а честным обманом выдуривать за те же ткани и зерно.
Не зря ведь купцы землепроходцев этих финансировали — уж они-то знают, как правильно и без обиды надурить морду самоедскую. А что за гербы на меня осерчали, которые не всякому боярину положены, так тут, понимаешь, у каждого стойбища столб с символикой, так вот обычай такой местный образовался. У нас из-за этого начались примитивные зачатки административного деления, отчего споры о выпасах и покосах перешли в ведение определённых людей — тех, чей символ на столбе на клеточку выше нарисован. А то горячие якутские парни нередко норовили за пальму схватиться, прежде чем сесть, выпить чашечку чая и поговорить.
Хотя, чего уж тут лукавить! Мерой богатства у нас всегда служил размер табуна — мы ведь конный народ. А у рачительного хозяина лошадки каждый год жеребятся. И где на всех травы напастись? Потому даже обычай был — избыточных лошадей «отпускать» на волю. Причем, считалось плохой приметой, если они вернутся. Целый ритуал проводился, только чтобы люди не начинали драться из-за земли. А «отпущенных» лошадок обычно убивали тунгусы, им даже приплачивали за эту услугу. А то ведь привязчивые наши любимцы — ищут дорогу домой. Опять же не у всякого якута рука поднимется на коня.
