Как и положено здоровому и далекому от медицины человеку, Ляхов старательно изображал опасливую почтительность перед людьми, облеченными недоступным простым смертным знанием и властью. Будто бы только от их благоусмотрения зависит, какой будет окончательный диагноз и приговор.
Врачи же вершили свою рутинную работу, как правило, с выражением привычной скуки на лицах. Что же еще можно испытывать, в тысячный раз задавая одни и те же вопросы, включая и выключая диагностические устройства и с высокой степенью достоверности предполагая, что ничего нового и интересного они не услышат от заведомо здоровых пациентов и не увидят на экранах своих приборов.
Ляхов с внутренней усмешкой вспомнил, с каким волнением и даже трепетом на третьем курсе шел на первые практические занятия в гинекологическую клинику и что испытывал к концу этого же дня. Тогда ему «повезло», на профилактический осмотр как раз привели целый курс женского педагогического училища. Человек пятьдесят. Так он потом недели две и на одетых девушек не мог смотреть без содрогания.
Только один врач, невропатолог, на нагрудной нашивке которого значилось только «Максим Николаевич», без фамилии, как и у всех остальных здешних докторов, его несколько удивил.
Не только своей молодостью на фоне почтенных коллег (было ему немногим за тридцать) и не тем неприкрытым радушием, с которым врач его встретил, а странным несоответствием между заявленной специальностью и тем, чем он занимался на самом деле.
Что делает невропатолог на обычном диспансерном осмотре? Задает несколько рутинных вопросов, стучит молоточком по коленке, царапает кожу на ладонях и стопах тупыми иглами, заставляет постоять на одной ноге с закрытыми глазами и попасть пальцем себе в нос.
И все, как правило, если пациент не высказывает конкретных жалоб по профилю.
Этот же, проделав положенное, дальше повел себя нестандартно.
Он усадил Ляхова в кресло типа зубоврачебного, на голову водрузил нечто вроде диадемы, обтянутой черным пластиком, на запястьях и щиколотках защелкнул блестящие браслеты, опутал его проводами, подсоединенными к многочисленным резиновым присоскам. Присоски эти врач разместил на теле Ляхова вроде бы бессистемно. По крайней мере, с топографией внутренних органов эти точки не соотносились.
Что бы это значило?
Одни провода скрывались в массивной тумбе кресла, другие тянулись к нескольким ящикам, покрытым молотковой эмалью, похожим на системные блоки транзисторной вычислительной машины..
Максим Николаевич крутил верньеры, щелкал клавишами, всматривался в экраны и при этом почти без пауз задавал вопросы, больше подходящие не невропатологу, а скорее психоаналитику.
Некоторое время Вадим пытался уловить систему в этих вопросах и соотнести их с действиями врача, а также его мимикой и интонациями.
«Похоже, ради этого вот паренька весь медосмотр и затеян, – думал Ляхов, – остальные врачи – статисты по преимуществу».
Выбрав момент, когда закончилась очередная серия вопросов, касавшихся его предыдущих болезней, травм, навязчивых состояний, вредных привычек и сексуальных предпочтений, Вадим с долей тревоги в голосе поинтересовался, что это вообще за процедура, мол, раньше, сколько лет служил, а подобным допросам не подвергался, и не в космонавты ли его готовят?
А может быть, в разведчики-нелегалы, а машинка эта – просто новомодный детектор лжи?
– Так в этом случае, согласно закону, следует получить мое, полковника Половцева, письменное согласие. – Он специально подчеркнул свой чин, чтобы создать у врача нужное представление о себе, а заодно и посмотреть на его реакцию.
Максим Николаевич поднял голову и впервые посмотрел на Ляхова с нормальным интересом. Как к человеку, а не объекту изучения.
– Нет, это совсем не детектор лжи. Мне сложно объяснить неспециалисту, но если в двух словах.. Я уточняю основные характеристики типа вашей нервной деятельности. Мы тут, в академии, стараемся поспевать за научным прогрессом. То, что физически вы совершенно здоровы, мои коллеги уже выяснили..
– А вы выясняете, здоров ли я психически? Здоров, в армии за этим следят строго.
– Я и не сомневаюсь. Но, видите ли, в нашей академии слушателей готовят для разных видов деятельности, в разных условиях, языкам учат очень хорошо.. Вот и требуется знать, к чему вы более предрасположены. Вам не приходило в голову, что, допустим, изучение в совершенстве японского языка требует иных черт личности, чем, скажем, голландского?
– Вот так, специально, я над этим не задумывался, – честно ответил Ляхов, – но ход вашей мысли улавливаю. В самом деле, если требуется изучить язык так, чтобы не отличаться от природного иностранца, нужно и по остальным параметрам соответствовать.
А участвовать в чайной церемонии и читать наизусть хокку Басе в оригинале, но одновременно мечтать «бо выпить рюмку водки и бо дать кому-то из присутствующих по морде» – что-то не то получится..
– Я рад, что вы поняли. Вот я и должен подготовить предварительные рекомендации, к чему вы более всего предрасположены. А что, вам действительно в Японии бывать приходилось?
– Увы. Но книжки на досуге почитывал разные. В том числе и про Японию тоже. А так я больше насчет Латинской Америки специалист.
– Ну-ну, посмотрим..
Невропатолог продолжал терзать Ляхова своими вопросами еще около получаса, и Вадим старался по возможности думать о чем-нибудь постороннем, не сосредотачиваясь на действительно интересующих его темах.
Наконец Максим Николаевич смилостивился, хотя, как выяснилось, не насовсем. На прощание он вручил Ляхову довольно толстую брошюру.
– Не сочтите за труд, Вадим Петрович, полистайте это. И ответьте на все пункты. Надеюсь, до завтрашнего утра управитесь. А в одиннадцать ноль-ноль прошу нанести мне очередной визит. И еще – сегодня спиртных напитков не употребляйте. В том числе и пива. Договорились?
– А куда от вас денешься? Честь имею кланяться.
По пути в общежитие Ляхов продолжал размышлять.
Врачу он не очень-то поверил. Потому что имел представление о достижениях медицинских наук, в том числе и касающихся высшей нервной деятельности. Все-таки на детектор лжи это больше похоже. Не может быть методик, позволяющих определить те параметры личности, о которых говорит Максим. И, значит, он старается выяснить что-то другое.
Допустим – нестыковки в биографии и послужном списке новоявленного полковника Половцева.
Так ведь этим делом занимались специалисты, и легенду проработали тщательно. Да и начальник Особого отдела академии непременно должен быть в курсе. Вряд ли врач по собственной инициативе такую проверку бы затеял.
