Никакого Катиного управляющего я не знал, но ничего об этом не сказал. Пытался понять, что происходит на самом деле, и решил потянуть время. Потому, не уточняя детали, ответил полуотказом:
— Думаю, что мое слово для управляющего не указ. Лучше, если бы Екатерина Дмитриевна написала ему письмо.
— О, я об этом подумал, вот извольте!
Моргун вытащил заранее приготовленное письмо и подал мне. Оно оказалось запечатанным.
— Это что такое? — спросил я.
— Письмо.
— Кому?
— Управляющему.
— А почему оно не надписано?
— Разве? Я, знаете, как-то не обратил внимания.
— Если вы не против, я его вскрою, — сказал я и, не дожидаясь согласия, разорвал конверт.
— Как вы можете! — воскликнул помещик. — Это же чужое письмо!
— Правда? Я думаю, ничего страшного не произошло, — ответил я, вынимая из конверта чистый лист бумаги. — Надеюсь, Екатерина Дмитриевна будет не в претензии.
— Право, это действительно странно, — смутившись, сказал Моргун. — Видимо, я ошибся письмами…
— А с венчанием вы не ошиблись? Может быть, вы обвенчались с какой-нибудь другой женщиной, а не с Кудряшовой?
Моргун обиделся и по-детски шмыгнул носом.
— Такими вещами, милостивый государь, не шутят!
— А как насчет того, чтобы отправлять человека за тридевять земель с пустым конвертом? Это, господин хороший, не просто шутка, это оскорбление! За такое я вас сейчас же поставлю к барьеру!
— Это просто неблагородно с вашей стороны, — забормотал помещик, невольно пятясь к своей лошади. — Я совсем не намеревался вас оскорбить!
Теперь мне стало ясно, что он отчаянный трус, и я решил этим воспользоваться.
— Вяжи его, ребята! — крикнул я своим товарищам, прятавшимся за воротами.
Тотчас выскочили Ефим с Михаилом, схватили бедного Моргуна за руки и втащили во двор.
— Господа, господа, что вы такое делаете! — залопотал он, пробуя вырваться из сильных молодых рук. — Так поступать нельзя, это насилие!
— Отнюдь, — ответил я, запирая ворота. — Мы с вами будем драться по всем правилам дуэльного кодекса. Вы сами выберете оружие, которым я вас убью!
— Но я не желаю драться! Я никому никакого зла не сделал! Это все Улаф Парлович!
— Тогда выходит, что вас сюда послал магистр? — наехал я на него, не давая возможности прийти в себя.
— Он, он! Будь он проклят! — запричитал Моргун. — О, это страшный человек!
— Об этом я уже слышал, зачем он вас послал?
— Отправить вас отсюда с письмом. У нас сейчас большие неприятности, а вы ему мешаете.
— Какие неприятности?
— Ну, вообще… Я, право, не знаю…
— Принесите ему пистолет! — крикнул я в сторону избы. — Стреляемся немедля, через платок до смерти!
— Господин, э… простите, запамятовал вашу фамилию, я не хочу стреляться. Я все и так скажу.
— Говорите!
— К магистру приехали какие-то люди из-за границы, и он второй день сам не свой. И еще сегодня ночью у нас был большой пожар. А тут еще вы… Улаф Парлович вас не боится, но когда около имения бродят чужие люди…
— Вы действительно обвенчались с Кудряшовой?
— Да, да, это истинная правда!
— По приказу магистра?
— Да, это он меня заставил жениться! Он такой страшный человек, что я побоялся ослушаться! Правда, мне и самому Екатерина Дмитриевна очень нравится, я, я..
Бледный Моргун запутался и замолчал,
— Выходит, что ваш брак недействительный?
— Почему вы так решили! Самый настоящий!
— Как это настоящий, если Кудряшову силой принудили венчаться?
— Силой? — очень натурально вытаращил глаза помещик. — Нет, она сама того пожелала!
Удивление Моргуна было искренним, и я с неожиданной горечью понял, что он не врет. Однако, все-таки решил его проверить.
— Что вам Екатерина Дмитриевна рассказывала про наши с ней отношения?
Моргун не то засмущался, не то застеснялся, ответил не сразу, а когда говорил, отводил взгляд:
— Сначала рассказала про свое замужество и вдовство, потом, что появились вы, ну, и ваши отношения стали не просто так…
Слова Моргуна пока меня ни в чем не убедили. Так можно говорить про любые отношения мужчины и женщины.
— Что значит «не просто так»? — прямо спросил я.
Иван Тимофеевич окончательно смешался, потом все-таки едва слышно произнес:
— То, что в замужестве она оставалась девушкой, а вы ее сделали женщиной…
— Это она вам сама рассказала? — зачем-то спросил я, хотя и так было понятно, что об этом знали только мы с ней.
— И вы с ней уже?..
— Да, но ведь мы повенчаны, — словно оправдываясь, проговорил Моргун. — Она сама этого захотела!
— Но ведь вы три дня как встретились!
— Да, да, конечно, — заспешил он, — но так получилось, то есть я хочу сказать, вышло…
Мне по-прежнему не верилось, что такая яркая, самобытная и интеллигентная женщина, как Кудряшова, могла влюбиться в подобное трусливое ничтожество.
— Когда же вы с ней успели полюбить друг друга? — сухо спросил я.
— О, наверное, сразу, как только встретились. Катя была очень напугана, она все время плакала, а я был с ней и утешал. Потом мы проговорили весь день и всю ночь, я рассказал ей всю свою жизнь. Она поняла и пожалела меня! Как мы вместе плакали! Она мне все, все о себе рассказала, и про свою несчастную матушку, и о том, как вы воспользовались ее неопытностью! Нет, я не в претензии, тем более, что это случилось всего один раз! Потом я ей пел!
— Что вы ей пели? — не понял я.
— Романсы! Катя такая чувствительная! Как она меня понимает! — умильно проговорил Моргун и смахнул набежавшую слезу.
— Да, да, конечно, чувствительная, — пробормотал я, — и все понимает. Вот только мне не понять…
— Что вам не понять? — спросил помещик, не дождавшись конца фразы.
— Так, ничего.
Мне на самом деле было не понятно, как случилось, что Кудряшова так быстро променяла меня на Моргуна. Чем, кроме сладкого тенора, мог привлечь ее этот нелепый человек? Единственным объяснением могла быть русская, христианская традиция, понимать любовь не как праздник, а как жалость и жертвенность. Поплакали вместе, пожалели друг друга, и чувства перешли в другую плоскость.
— И как вы собираетесь жить дальше? — спросил я, подавляя раздражение собеседника.
— Как Бог даст. Что же делать, если я не хозяин себе! Придется смириться!
— А вы не боитесь, что магистр сначала ограбит, а потом и убьет вас?
— Нет, что вы, он не посмеет, — торопливо заговорил он. — Да и как ему меня убивать, когда все имение на меня записано! Нет, нипочем не убьет!
— А Екатерину Дмитриевну? Переведет ее состояние на вас, а потом и уберет.
