Свенельд прекрасно знал Березань: много раз проходил мимо днепровскими водами. А еще лучше он знал, что имеет в виду князь под словами «все решим».
Он живо представил себе топкий островок, поросший березами, и то, в какую кровавую западню превратится это место по воле обезумевшего от бессильной ярости властителя.
В ту ночь киевский князь Святослав совершил роковую ошибку. Он доверился воеводе Свенельду, потому что знал – он такой же язычник, преданный воин, смелый и не любящий рассуждать.
Такой же, да не такой. Князь не захотел подумать о том, что его верный воевода не любит и не хочет проливать невинную кровь…
Князь сообщил о своем решении воеводе, но забыл поинтересоваться, что же Свенельд думает об этом. Частая ошибка единоличных правителей. Любая преданность ведь имеет свои пределы.
В ту же ночь испугавшийся Свенельд со своими людьми ушел. Сев под утро потихоньку в струги, они отчалили и налегли на весла. Уже скоро стоянка Святослава скрылась за поворотом реки.
Опасаясь погони разъяренного князя, Свенельд свернул с Днепра в сторону и двинулся к Киеву долинами Южного Буга. Путь был нелегким, но отряд воеводы двигался стремительно, подгоняемый страхом.
Со Свенельдом ушли те, кто не хотел братоубийственных расправ.
О том, что случилось на Березани, точно известно немногое. Собрав всю дружину, князь открыто и яростно обвинил в понесенном поражении воинов-христиан. Из-за них Перун, Велес и другие боги отвернулись от войска и отняли ожидаемую победу.
Слова оправданий, как и мольбы о пощаде, не были услышаны. Да оно и не могло быть иначе: строгие идолы требовали человеческой крови. Заколотых в Доростоле младенцев оказалось недостаточно, совсем недостаточно.
Возбужденные Святославом воины вдруг посмотрели на своих товарищей-христиан, и словно пелена спала с их глаз. Они увидели, что перед ними – враги. Те, из-за кого и случились все беды. Смерть им!
Первым был убит княжич Олаф. Сам Святослав с болью в сердце вонзил свой острый меч в грудь родного брата. Но Олаф умер быстро, ему не пришлось пережить предсмертных мучений.
Стоянка на Березани оказалась долгой. Ударили морозы, Днепр быстро стянуло льдом, и проход на стругах стал невозможным. Стали готовиться к зимовке.
После ухода Свенельда с его людьми ярости князя Святослава не было предела. Он понял, что обманулся в собственном воеводе и тот предал его. Теперь он, Святослав, остался один на один с ненавистным Христом, которого необходимо было изгнать вон из русских земель. Из русских сердец, из русской души.
Князю пришло в голову, что убивать христиан следует не просто так, а предварительно пытая. Чтобы замучить до смерти. Чтобы древние боги могли сполна насладиться воплями и медленно текущей на алтарь кровью…
Воины рубили березы по острову и жгли костры возле занесенных снегом палаток. Ходили на охоту, били зверя в лесах и степях по обе стороны Днепра. Разъезды печенежских всадников изредка появлялись на горизонте, но почти тут же исчезали в снежной пыли, поднятой копытами лихих коней…
Христиан убивали каждый день по одному. Вздергивали на деревянную поперечину над каменным алтарем и принародно пытали. Кровь медленно стекала по обнаженному телу, тускло сверкая в морозном воздухе. От пронзительных криков истязуемого снимались стаями птицы с деревьев, кружили над воинским станом.
Зимовка на Березани оказалась именно такой, как опасался Свенельд.
Князь Святослав смотрел на принесение в жертву богам своих недавних соратников и с удовлетворением думал о том, как устроит точно то же самое в Киеве, стоит ему весной вернуться туда.
И в Киеве думали об этом же…
Оставшийся за отца на киевском престоле малолетний княжич Ярополк выслушал вернувшегося воеводу Свенельда и пришел в ужас. Он помнил бабушку – христианку княгиню Ольгу, и сердце его уже давно принадлежало Христу. Бабушка, оставшись вдовой после гибели мужа – князя Ингвара-Игоря, открыто крестилась и приняла христианство. Ярополк с детства полюбил греческое богослужение, проводившееся в киевском храме. Напевный хор, иконы Святой Троицы и святых угодников и теплящиеся перед ними свечи в полумраке церкви. И то, как бабушка наклонялась к нему и рассказывала:
– Это еще что, – говорила она. – Вот вырастешь, поедешь в Константинополь и увидишь там собор Святой Софии – Премудрости Божией. Как услышишь пение в том соборе и весь чин священный, так покажется тебе, что ты не на земле грешной, а прямо на небо попал, к Отцу Небесному.
В княжеском тереме при княгине Ольге постоянно находились греческие монахи и священники, приехавшие из Константинополя. Помнил Ярополк и то, как однажды из далеких западных земель явился к княгине посланец римского папы – епископ Адальберт.
Маленького роста, щуплый, он постоянно кутался в долгополую шубу из волчьего меха и пугливо озирался по сторонам в высоких княжеских хоромах. Впрочем, оказался он совсем не робкого десятка. Да робкого и не послали бы сюда, в языческие земли.
Адальберт боялся, что язычники растерзают его, не станут слушать. Обритые воины в поддевках из звериных шкур, капища идолов на перекрестках киевских улиц – все казалось ему враждебным, не готовым к тому, чтобы услышать Слово Божие.
Но оказалось, что опасения епископа были хоть и не совсем напрасны, однако разочарование подстерегало его совсем с другой, неожиданной стороны.
Полного и официального разделения христианской церкви на Восточную и Западную тогда еще не произошло, но фактически отношения между Римом и Константинополем были к тому времени разорваны. Между двумя крупнейшими церквями росла конкуренция, подогреваемая взаимным недоброжелательством. Поэтому греческие священники и монахи, окружавшие княгиню Ольгу, сделали все, чтобы сначала не допустить к ней римского епископа, а затем, когда встреча все же произошла, отвратить от него сердце киевской властительницы.
Конечно, лицом к лицу и глаза в глаза они кланялись епископу Адальберту и называли его «возлюбленным братом», однако, оставшись наедине с неискушенной в религиозных вопросах княгиней, усердно расписывали ей ужасы римского мира, ложность римской церкви. Из их рассказов выходило, что из-под длинных священнических одежд Адальберта при любом неловком движении могут показаться копытца и кончик хвоста, которым соблазняются неокрепшие духом христиане-прозелиты. Маленький княжич Ярополк, присутствовавший при этих увещеваниях, потом с интересом присматривался к епископу из Рима в ожидании увидеть те самые копыта из-под сутаны…
Адальберт уехал ни с чем, его визит в Киев опоздал на десяток лет. Княгиня Ольга уже приняла крещение по восточному обряду, и считала своими учителями греков.
