- Да не это главное...
- Я понял, - оборвал меня Михаил Богданович, - поговорим позже.
Кстати правильно сделал, что не дал мне "распеться соловьём" - мудрый мужик всё-таки.
Дальше были изъявления уважения в мой адрес со стороны господ генералов и штаб-офицеров. На том их Барклай и спровадил. И пригласил меня вернуться в Питер в своей карете.
- Вадим Фёдорович, - начал генерал, как только карета тронулась, - то, что вы продемонстрировали, действительно представляет для армии огромный интерес. Но почему вы не хотите продолжать свою работу в Академии?
- Видите ли, ваше...
- Михаил Богданович, - прервал меня министр, - мы ведь теперь не в компании моих подчинённых. Итак?
- Понимаете, Михаил Богданович, я бы не беспокоился, в случае, если речь шла только о моих чисто научных изысканиях. Но работы имеют, согласитесь, стратегическое значение. Человек слаб. А человек умный, зачастую недоволен своим жалованием. Да и неумный тоже. Разве не так?
- Увы. Так. И что же?
- То, что хоть у меня нет ни малейших подозрений на предмет моих коллег по научной работе, но я не стал бы ручаться, что никому из них никогда не придёт в голову мысль передать основные идеи моих разработок представителям страны, которая может оказаться в будущем нашим врагом.
Барклай услышал меня и задумался. Надо добивать. Чёрт! Как верно и хлёстко высказался в своё время Юлиан Семёнов устами "папаши Мюллера": "Знают двое - знает свинья".
- Михаил Богданович, поймите: я должен отчитываться о своей работе чуть ли не ежедневно. Значит получение столь нужных для войск веществ, можно проводить только в "дополнительное время". А где я его возьму? К тому же...
- Подождите, - прервал меня Барклай, - Если Военное Министерство пришлёт приказ не контролировать ваши работы...
- Вы подпишете мне смертный приговор. В лучшем случае. Я бы, на месте заинтересовавшихся разработками посольств ныне дружественных государств, меня бы просто выкрал. Ну, то есть: по башке чем-нибудь тяжёлым в тёмном переулке, связать и доставить в соответствующее посольство.
- Вы не сгущаете краски? - было видно, что мои аргументы заставили заволноваться даже невозмутимого "немца".
- Отнюдь. А если и сгущаю. Вы готовы рискнуть? - я упёрся взглядом в глаза полководца. - Я ведь не более чем человек. Я боюсь, например, боли. Пытки не выдержу. А ведь тот, кто меня похитит, не остановится перед такой "мелочью", если от этого будет зависеть судьба его страны. Разве не так?
Вот ёлки-палки! Что, разыграть собственное похищение со счастливым избавлением? Только тогда поверит Барклай, наш, де Толли?
Честно говоря, у меня уже сложился план подобного мероприятия: отправить Тихона нанять "варнаков" для нападения на меня, покромсать их в "стружку", и представиться жертвой заговора.
Вроде необходимость отпала. Въехал военный министр в ситуёвину.
- Пожалуй, вы правы - работы безопаснее проводить непосредственно в армии. Я подумаю, как это лучше устроить.
Уже хорошо. Делаем новый "вброс".
Я рассказал о наших с Бородкиным трудах в области микробиологии и вытекающих оттуда санитарии, гигиене и асептике. Генерал, немного посомневавшись по поводу первопричин болезней, всё-таки проявил себя разумным человеком и оценил перспективы уменьшения некровавых потерь в воюющей армии. Договорились, что Филиппа Степановича оформят и в медицинский департамент Военного Министерства без отрыва от работы в Академии Наук.
Барклай довёз меня до дома в своей карете, после чего мы простились, договорившись, что я буду ждать от него вестей.
А через два дня вечером в дверь нашей квартиры постучали. Тихон открыл и проводил в гостиную, где мы с доктором кайфовали после трудов праведных с бутылкой хереса, ротмистра конной гвардии.
- Господа Демидов и Бородкин если не ошибаюсь? - чопорно поинтересовался офицер.
- Именно так, - отозвался я, вставая с кресла. - С кем имеем честь?
- Ротмистр Лейб-гвардии Конного полка Нехлюдов. Имею к вам поручение.
- Слушаем вас, господин ротмистр.
В ответ наш посетитель молча протянул конверт.
- Благодарю.
- Ответа приказано не ждать. Честь имею, господа! - кирасир кивнул, щёлкнул шпорами, развернулся и удалился.
Я пока находился в некоторой прострации: ещё бы, чай не каждый день офицеры Лейб-гвардии мне письма притаскивают.
А вот доктор держался молодцом, аж завидно...
- Вадим Фёдорович, вскройте же конверт. Что там?
Я очнулся и, пренебрегая всякими условностями типа специального ножа для конвертов, чисто по-быдлячески надкусил бумагу в углу и оторвал краешек. Вытащил письмо.
Мы с Бородкиным чуть лбами не стукнулись, пытаясь прочитать его поскорее.
Уважаемые господа Демидов и Бородкин.
Буду рад встретиться с вами в Зимнем Дворце сего года тринадцатого ноября в три часа пополудни.
Благосклонный к вам.
Александр.
Упс! Не пришлось бы любезного Филиппа Степановича отпаивать чем-то покрепче хереса...
- Вадим Фёдорович, - обалдело прошептал эскулап, - нас что, приглашает к себе Император???
- Ну да. А чему вы удивляетесь? Мы с вами как-никак "светила европейской науки" - почему бы государю с нами не познакомиться?
- Нет, но всё-таки...
- Филипп Степанович, успокойтесь - да, визит к самому царю, это, конечно событие, но это случилось. Так что готовьтесь к нему и перестаньте нервничать.
- Легко вам говорить, - краски на лице Бородкина сменяли одна другую просто как в мультике: багровая - розовая - белая - салатовая... И по новому кругу...
- Прекратите психовать! - в конце концов не выдержал я, - выпейте ещё хереса и идите спать, Филипп Степанович. Ночь вас успокоит.
- Думаете?
- Уверен.
- Кстати: а почему вы так спокойны? Для вас визит к монарху - обыденность?
Вот же ж зараза! Вот инфекция! - у самого поджилки трясутся от предстоящего визита, а он ещё чего-то анализировать пытается...
Будем выкручиваться.
- Вы слышали то, что я вам сказал? Мы с вами, Филипп Степанович, совершили научные открытия, которых нет и не было за всю историю российской науки. С точки зрения Европы во всяком случае.
